Литературный призрак - [53]

Великая Китайская стена давно осталась позади.

Я в этой затерянной стране, чтобы найти себя.

В купе вместе с нами едут два великана австрийца, которые хлещут водку и обмениваются дурацкими шутками на немецком. Этот язык я услышал впервые от Каспара две недели назад. Они проигрывают друг другу охапки монгольских денег — тугриков — в карточную игру под названием криббидж, которой научил их в Шанхае один валлиец, и сопровождают этот процесс виртуозной руганью. На верхней полке сидит Шерри, девушка из Австралии. Она с головой ушла в «Войну и мир». До того как все бросить, Каспар преподавал агротехнику в университете и Толстого не читал. Сейчас он, кажется, жалеет об этом, впрочем, не из литературных соображений. Иногда к нам заглядывает швед из соседнего купе, чтобы снова попотчевать Каспара историей о том, как его ограбили в Китае. Он надоел нам обоим до смерти, так что симпатии Каспара переходят на сторону китайцев. Кроме шведа в соседнем купе едет ирландка средних лет. Она либо смотрит в окно, либо пишет в черной тетради. Дальше — компания израильтян, две девушки, двое юношей. Они обсудили с Каспаром цены на отели в Пекине и Сиане, а также новые вспышки насилия в Палестине, но, в общем, держатся особняком.

Наступил вечер, на землю опустились синие сумерки. Через каждые десять — двадцать миль темноту прорезают языки костров.

Внутренние часы Каспара отстают на семь часов, и он хочет лечь спать. Я мог бы отрегулировать его биоритмы, но решаю — пусть поспит. Он идет в туалет, плещет в лицо водой из крана, чистит зубы и полощет рот водой из бутылки, куда для дезинфекции добавлен йод. Когда Каспар выходит, Шерри стоит в тамбуре. Она приникла лицом к окну. «Какая красавица», — думает Каспар.

— Привет! — говорит он.

— Привет! — Шерри обращает взгляд на моего хозяина.

— Как «Война и мир»? Если честно, я вообще не читал русских писателей.

— Очень длинно.

— А о чем?

— О том, почему все происходит именно так, как происходит.

— А почему все происходит именно так, как происходит?

— Пока не знаю. Не дочитала. Очень длинно.

Она глядит, как затуманивается стекло от ее дыхания.

— Посмотрите! Такой простор — и ни души. Почти как у меня на родине.

Каспар встает рядом с ней и смотрит. Через милю он спрашивает:

— Почему вы поехали сюда?

Она отвечает, подумав:

— Это край света, вы не находите? Страна, затерянная в центре Азии. Не на западе, не на востоке. Затерянный, как Монголия, — вполне могла бы существовать такая идиома. А вы почему здесь?

Пьяные русские в конце коридора кричат и хохочут.

— Точно не знаю. Я собирался в Лаос, но вдруг ни с того ни с сего накатило желание поехать сюда. Я сопротивлялся, но куда там! В Монголию! — твердил внутренний голос. Никогда раньше я не думал об этой стране. Может, перебрал чего-нибудь?

Полуголый китайский карапуз бежит по коридору и гудит, изображая то ли лошадь, то ли вертолет.

— Как давно вы путешествуете? — спрашивает Каспар. Он не хочет, чтобы разговор оборвался.

— Десять месяцев. А вы?

— В мае будет три года.

— Три года! Тяжелый случай! — Шерри широко зевает. — Простите, я дошла то точки. Находиться взаперти, ничего не делая, — тяжелый труд. Как вы думаете, наши австрийские друзья прикроют свое казино на ночь?

— Хотя бы прикрыли лавочку по отливке шуток. Вам крупно повезло, что вы не понимаете по-немецки.

Когда они вернулись в купе, сверху и снизу уже раздавался храп австрийцев. Шерри защелкнула дверь на замок. Мягкое покачивание поезда убаюкивает Каспара. Засыпая, он думает о Шерри.

Шерри свешивается с верхней полки:

— Может, вы знаете какую-нибудь хорошую сказку на сон грядущий?

Каспар — плохой рассказчик, и я прихожу ему на помощь.

— Да, я знаю одну сказку. Монгольскую. Точнее, притчу.

— Замечательно! Я вся внимание, — улыбнулась Шерри, и сердце у Каспара ухнуло.

О судьбе мира думают трое.

Первый — это журавль. Видели, как осторожно он шагает по реке меж камней? Он высоко задирает ноги и резко откидывает голову назад, озираясь. Журавль уверен, что если он хоть раз сделает настоящий, большой шаг, то рухнут могучие деревья, горы сдвинутся с места, земля задрожит.

Второй — это кузнечик. Весь день напролет он сидит на камушке и размышляет о потопе. Однажды воды хлынут, вспенятся, закружатся водоворотом и поглотят весь мир вместе с живыми существами. Поэтому кузнечик не спускает глаз с неба — следит, не собирается ли там грозовая туча небывалой величины.

Третий — это летучая мышь. Она боится, что небо может упасть и разбиться вдребезги, и тогда все живые существа погибнут. Поэтому летучая мышь мечется между небом и землей, вверх-вниз, вверх-вниз, проверяет — все ли в порядке.

Вот так все было, давным-давно, в начале времен.

Шерри уже уснула, а Каспар еще какое-то время пытается понять, откуда пришла ему в голову эта история. Я усыпляю его внимание, нагоняю дрему. Некоторое время наблюдаю за тем, как наплывают и уплывают его сны. Сначала ему снится, что он бильярдным кием защищает рыцарский замок, построенный на песке. Потом снятся сестра и племянница. Вдруг в сон врывается отец, он толкает по коридору транссибирского экспресса мотоцикл с коляской, набитой купюрами, которые разлетаются в разные стороны. Как всегда, пьяный, он, как всегда, скандалит и требует от Каспара ответа: какого черта он тут делает и когда наконец вернет важные видеопленки. А Каспар — маленький мальчик в ползунках и даже слов таких не знает.