— Как удачно, — сказала она.
— Возможно, вам будет столь же приятно узнать, — сказал он, — что за минувшие четыре дня, считая с вечера четверга, я познакомился и сроднился с разумной и уверенной манерой письма некоего Сэмюэля Джонсона[3]. Сейчас я дочитал до середины его книгу «Жизнь Александра Попа»[4].
— Я так и думала, — сказала она, — по тебе заметно.
— А? — переспросил он, светским жестом поднимая нож и вилку.
— Чарли, — начала она мечтательно, — не мог бы ты сделать мне большое одолжение?
— Какое угодно.
— Чарли, помнишь то время, когда мы только поженились — год назад?
— Ну конечно, до мельчайших трогательных подробностей!
— Хорошо, Чарли, а помнишь ли ты, какие книги читал, когда за мной ухаживал?
— Разве это существенно, дорогая?
— Еще как.
Нахмурившись, он попытался напрячь память.
— Не могу сказать, — признался он через некоторое время. — Но к ночи, возможно, припомню.
— Да уж, пожалуйста, — подстегнула она. — Видишь ли, дело в том, что я хочу тебя попросить вновь обратиться к тем же книгам, независимо от жанра, которые ты читал на заре нашего знакомства. Тогда ты просто сразил меня своим обхождением. Но с тех пор ты… переменился.
— Переменился? Я? — Он отшатнулся, будто от холодного сквозняка.
— Мне хочется, чтобы ты их перечитал, — повторила она.
— Но почему?
— Потому что.
— Чисто женская логика. — Он хлопнул себя по колену. — Но я постараюсь. Как только вспомню, перечту их все до одной.
— И еще, Чарли, пообещай, что будешь читать их ежедневно, всю оставшуюся жизнь?
— Ваше желание, любезнейшая, для меня — закон. Будь добра, передай солонку.
Но он не сумел вспомнить заглавия тех книг. Вечер тянулся нескончаемо, а она, кусая губы, все рассматривала свои пальцы.
Ровно в восемь она подскочила, воскликнув:
— Я сама вспомнила!
Через считанные мгновения она уже мчалась в автомобиле по темным улицам в книжный магазин, где, смеясь, купила десять книг.
— Спасибо! — сказал продавец. — Заходите еще!
Ее проводил звон колокольчиков над дверью.
Чарли обычно читал по ночам, засиживаясь иногда часов до трех, и добирался до постели на ощупь, когда глаза уже ничего не видели.
Сейчас, в десять часов, прежде чем лечь спать, Мари проскользнула в библиотеку, молча выложила все десять купленных книг и на цыпочках удалилась.
Подсматривая в замочную скважину, она думала, что сердце у нее выпрыгнет из груди. Ее трясло, как в лихорадке.
Через некоторое время Чарли поднял взгляд на письменный стол. Заметив новые книги, он прищурился. А после недолгих колебаний закрыл том Сэмюэля Джонсона, но не сдвинулся с места.
— Ну давай! — шептала Мари в скважину. — Давай же ты! — От волнения у нее перехватывало дух.
Чарли задумчиво увлажнил губы, а потом не спеша протянул руку. Взяв одну из новых книг, он открыл ее, устроился в кресле и стал читать.
Тихо напевая себе под нос, Мари отправилась спать.
Наутро он ввалился в кухню с радостным криком:
— Привет, красавица! Привет, милое, удивительное, доброе, понимающее создание, живущее в этом огромном, бескрайнем, прекрасном мире!
Ее взгляд лучился счастьем.
— Сароян?[5] — уточнила она.
— Сароян! — воскликнул он, и они приступили к завтраку.
