Литературное наследие - [7]

«…Васко да Гама и Лаперуз» — Васко да Гама (1469–1524) — португальский мореплаватель, первым из европейцев достигший Индии, обойдя мыс Доброй Надежды. Лаперуз Жан Франсуа (1741–1788), французский мореплаватель. В 1785-88 руководитель кругосветной экспедиции, исследовал острова Тихого океана, берега Северо-Западной Америки, Восточной Азии и Татарского пролива, открыл пролив, названный его именем. Экспедиция пропала без вести, выйдя из Сиднея (Австралия) на север.

«…Любит хану, и сулю» — Хана — китайская хлебная водка, то же, что ханшин (или ханжа); суля (сули) — традиционная корейская водка (самогон).

«…А горланил с чехами «наздар» — «наздар» (чешск.) — «да здравствует».

«…bene aut / Niliil» — хорошо или ничего (лат.).

«…принятый за спиртовоза» — «сухой закон» в США действовал в 1920–1933 годах; нелегальная торговля спиртом (бутлегерство) в этот период процветала.

Редингот — (от франц. redingote — сюртук для верховой езды), удлиненный приталенный пиджак из ярко окрашенного (красного, синего и др.) плотного материала с воротником из черного бархата.

Евгений Витковский (Москва) Ли Мэн (Чикаго)

ПРОТОПОПИЦА Поэма

Виждь, слушателю: необходимая

наша беда, невозможно ее миновать.

Протопоп Аввакум

1

Наших прадедов Бог по-иному ковал,

Отливал без единой без трещины, —

Видно, лучший металл Он для этого брал,

Но их целостность нам не завещана.

И потомки — не медь и железо, а жесть

В тусклой ржавчине века угрюмого,

И не в сотый ли раз я берусь перечесть

Старый том «Жития» Аввакумова.

Чу, на диких холмах человеческий топ —

Полк стрелецкий к ночлегу торопится.

За стрельцами бредет Аввакум-протопоп

С ясноглазой своей протопопицей.

За двухперстье, за речь, как великий укор,

За переченье Никону тяжкое

Угодил протопоп под начал и надзор

Воеводы боярина Пашкова.

Тот — царева рука, что и дальше Даур

Из кремлевской палаты протянута,

Ей подай серебра, драгоценнейших шкур,

Ей и сила, и воля дана на то!

Край и глух, край и дик. С отощалым стрельцом

Лишь грозою да боем управиться,

И еще протопоп укоряет крестом,

Баламутит, сосет, как пиявица.

Для чего накликать и пророчить беду,

Коль и так над полком точно зарево?

Может, поп-то и прав, и гореть нам в аду,

Воля Божья, а власть государева!

Заморить бы попа, раздавить, как клопа, —

Вот как гневом утроба распарена!

И не знает Пашков: он — ярмо для попа

Или тот для него, для боярина!

Как скала протопоп. Хоть опять и опять

Воевода грозил и наказывал,

Но ульстить, но унять, под себя ли подмять

Невозможно сего огнеглазого!

Воевода в возке. Чтобы нарту волочь,

Протопоп с протопопицей пешие.

Растревожил буран азиатскую ночь,

Даже звезды ее не утешили!

2

От родного села и до царских палат,

И от них до тюремной до ямины, —

Не единым ли он устремленьем крылат,

Обличенья его не из пламени ли?

И топили его, и палили в него,

И под угол бросали избитого,

И сгорит протопоп в купине огневой,

И Россию костер опалит его.

Всю великую Русь от гранитных твердынь

Соловецкого края до Каспия,

Где журчащую в жизнь из праотческих скрынь

Веру древнюю, русскую распяли!

Жил как все протопоп: в духоте, в маяте,

В темноте — под тяглом да под приставом,

Но порадоваться он умел красоте,

Усмехался над дурнем неистовым.

Был он смел и умен. И писателем был

Беспощадным для гнили и нечисти, —

Огневое перо он себе раздобыл

Без указок риторики греческой.

Он что крепость стоит. Неприступна она

Для упрямого вражьего норова…

У бесстрашного есть Аввакума жена,

Сирота из сельца из Григорова.

3

Вот бредет она в ряд с огнепальным попом,

Опоясана лямкою конскою…

Через двести годов этим самым путем

Полетят Трубецкая с Волконскою.

Только Марковне злей, непосильнее путь —

В женском сердце что горечи копится!

Не от лямки одной надрывается грудь,

И насилу бредет протопопица.

Горя долю свою выпьет полно она,

До той ямы подземной, что в Мезени,

Но тебя, протопоп, не оставит жена,

Будь ты в лямке, в битье ли, в болезни ли.

Не от лямки отстать, за супруга ли стать —

Вот тоска, и забота привычная.

Только сила не та, только ветер опять

Опрокинул тебя, горемычная!

И за годы невзгод раз лишь сердце зашлось,

Что-то тут его сжать помешало ей, —

Протопопу лишь раз от жены довелось

Слышать робкую женскую жалобу.

И сказала она в той трущобе без троп

(Плач ресницы льдяные разламывал):

«Долго ль муки сея будет нам, протопоп?»

И в ответ он: «До смерти до самыя!»

Не сурово сказал, со слезами сказал,

Ибо ведал, что ноша та — крестная,

И склонился поднять, и встречались глаза

Их двоих в ту минуту чудесную.

Всё жена поняла и сказала: «Добро!

Побредем, знать, Петрович, не сетуя».

Ах, как жжет, как горит протопопа перо,

Повествуя из ямы про это вот.

И впряглися опять, чтобы нарту волочь;

Ночь утихла и, звездная, ярка вновь.

Всё свое серебро сеет синяя ночь

Тебе под ноги, милая Марковна!

4

Афанасий Пашков сед, велик, как морской

Тот медведь, что на севере водится.

А разгневается — так он в гневе такой,

Что храни, упаси Богородица!

Сын его Еремей (и того борода

В серебре, но отцу — почитание) —

Тот гораздо умен, не шумит никогда,

Обо всем его думка заранее.

И в Мунгальскую степь отправляет Пашков

Еремея с задачей военною.

Что-то сына там ждет? И на всё он готов,

Чтоб проникнуть за даль сокровенную.