Литературная Газета, 6610 (№ 34/2017) - [2]

Впервые я увидел Дмитрия Анатольевича в конце 1970-х на каком-то литературном собрании в ЦДЛ. Среди гомонящей, суетной, по большей части неказистой и неопрятной литературной братии вдруг появился высокий, подтянутый, моложавый, хоть и немолодой человек с удивительно умным и благородным лицом. Казалось, он явился сюда из века Толстых, мыслителей и бретёров. А за какую-то провинность, явно сердечного свойства, ему повелели вместо блестящего кавалергардского мундира носить костюм хорошего английского сукна, сидевший на нём, доложу вам, великолепно.

– Кто это? – спросил я приятеля, сочинявшего под Бродского.

– Жуков, – холодно ответил тот.

– Который? – уточнил я, ибо Жуковых в ту пору только в Московской организации насчитывалось не менее пяти.

– Тот самый…

А вот близко мы познакомились в 1986 году во время Дней советской литературы на Дальнем Востоке. После торжественного и хлебосольного, точнее, икорно-крабового открытия писатели разъехались во все уголки огромного Приморского края. Мы с Дмитрием Анатольевичем, не сговариваясь, выбрали Сахалин и оказались там вдвоём. Неделю путешествовали по острову, выступая в домах культуры, библиотеках, воинских частях, на сейнерах… Я, в ту пору молодой самонадеянный прозаик, ошпаренный первой громкой славой после выхода в «Юности» «ЧП районного масштаба», с напускной скромностью ждал читательского ажиотажа вокруг моей «антикомсомольской» повести. Но в центре их внимания неизменно оказывался Жуков, книги которого там знали, любили все: учителя, инженеры, офицеры, моряки…

Поначалу Дмитрий Анатольевич отнёсся ко мне осторожно, видимо, проверяя, к какой литературной партии я принадлежу, но очень скоро понял: ни к какой – в силу молодости и неосведомлённости. Однако в ходе разговоров об истории страны и о месте русской культуры в «новой исторической общности» он почувствовал во мне единомышленника, пусть пока и несмышлённого. Со мной была вёрстка многострадальной повести «Сто дней до приказа», бомбы, которая спустя год взорвалась на страницах той же «Юности», и я дал её прочесть старшему товарищу, ожидая, разумеется, похвал за талант и отвагу. Но Жуков смотрел на современность глазами собеседника титанов русской и мировой культуры, паря над злободневностью «перестроечных» разоблачений. Тем не менее он отозвался о моей повести с мудрой снисходительностью:

– Недурно. Живо. Хотя нельзя видеть в армии лишь недостатки. На этом обжёгся Куприн, а потом сожалел. И вот что, Юра, не старайтесь быть оригинальным любой ценой. Оригинальность, повторенная дважды, умирает. Учитесь быть точным – в словах, в деталях, в мыслях… Точность не устаревает никогда. Кстати, а почему вы пишете «он втянул ремнём по спине»? Правильно – «вытянул».

– Это опечатка, – покраснел я.

Потом, после Сахалина, была ещё целая жизнь, перешагнувшая из одного тысячелетия в другое. Дмитрий Жуков, не стесняемый более цензурой, но и не оценённый по заслугам, представил читателям немало новых сочинений – о Шульгине, Савинкове-Ропшине… В одной из последних книг он вернулся к персидской теме, интересовавшей его всю жизнь и, очевидно, связанной со службой в Генштабе… А я, став в 2001 году главным редактором «ЛГ», первым делом пригласил к сотрудничеству именно Дмитрия Анатольевича, для которого «Литературка» в 1990-е была наглухо закрыта по общеизвестным причинам: гормональные либералы, встретив просвещённого русского патрио­та, впадают в агрессивную истерику. Дмитрий Жуков стал одним из первых лауреатов премии имени Антона Дельвига «За верность Слову и Отечеству».

Он умер в 2015 году, не дожив двух лет до девяноста. Когда я думаю об уходе этого замечательного писателя, историка, мыслителя, радетеля об отечественной культуре, мне приходят на ум строки высоко им ценимого Тютчева: «Его призвали всеблагие, как собеседника, на пир». Но книги, а значит, и часть души Дмитрия Анатольевича с нами. Навсегда.

Не женский писатель

Не женский писатель

Книжный ряд / Первая полоса / Книга недели

Теги: Виктория Токарева , Дома стоят дольше , чем люди

Виктория Токарева. Дома стоят дольше, чем люди. Повести, рассказы и очерки. СПб. Азбука, Азбука-Аттикус 2017 256 с. 20 000 экз.

Новая книга Виктории Токаревой разножанрова: здесь есть и повести, и рассказы, и очерки. И все они отмечены индивидуальным и узнаваемым авторским стилем. Человечность, теплота, ум, нежная ирония, переходящая в сочувствие, – вот что отличает творческий почерк Токаревой, полюбившийся многим читателям. И в основе всего – жизненность, густая, терпкая и правдивая. «Её звали Анна Андреевна, как Ахматову. В молодости она называлась Анюта, в зрелости Аннушка, а в третьем возрасте стала Анна Андреевна. Анна Андреевна всегда выглядела моложе своих лет, что свойственно блондинкам. Очень долго, практически всегда, нравилась мужчинам – всем и всяким, без исключения, что тоже свойственно блондинкам». Это из повести, открывающей сборник, – «Времена года». А дальше – во всей полноте надежд и разочарований – женская судьба.

Можно, наверное, сказать и так: Виктория Токарева отнюдь не женский писатель, лучше всего написавший о женщинах. Мужественные тексты о женственном. «Иногда я думаю: что составляет моё счастье? Дети, профессия, дом… Трудно вычленить, что важнее...»