Литературная Газета, 6595 (№ 16/2017) - [8]

Владимир Фирсов

1937–2011

Первый учитель

Памяти А.А. Коваленкова Я помню сожжённые села

И после победного дня

Пустую,

Холодную школу,

Где четверо, кроме меня.

Где нам однорукий учитель

Рассказывал про Сталинград...

Я помню

Поношенный китель

И пятна – следы от наград.

Он жил одиноко, при школе.

И в класс приходил налегке.

И медленно

Левой рукою

Слова

Выводил

На доске.

Мелок под рукою крошился.

Учитель не мог нам сказать,

Что заново с нами

Учился

Умению ровно писать.

Ему мы во всём подражали,

Таков был ребячий закон.

И пусть мы неровно писали.

Зато мы писали, как он.

Зато из рассказов недлинных

Под шорох осенней листвы

Мы знали

Про взятье Берлина

И про оборону Москвы.

В том самом году сорок пятом

Он как-то однажды сказал:

– Любите Отчизну, ребята. –

И вдаль, за окно, указал.

Дымок от землянок лучился

Жестокой печалью земли.

– Всё это, ребята, Отчизна.

Её мы в бою сберегли...

И слово заветное это

Я множество раз выводил.

И столько душевного света

Я в буквах его находил.

А после –

Поношенный китель

Я помню, как злую судьбу.

Лежал в нём

Мой первый учитель

В некрашеном светлом гробу.

Ушёл, говорили, до срока,

Все беды теперь – позади.

Рука его

Так одиноко

Лежала на впалой груди!

И женщины громко рыдали.

И помню, как кто-то сказал:

– Медалей-то, бабы, медалей!

Ить он никогда не казал...

Могилу землёй закидали.

И после

В военкомат

Огромную пригоршню сдали

Достойных солдата наград.

Мой первый учитель!

Не вправе

Забыть о тебе никогда.

Пусть жил ты и умер – не в славе,

Ты с нами идёшь сквозь года.

Тебе я обязан тем кровным,

Тем чувством, что ровня судьбе.

И почерком этим неровным

Я тоже обязан тебе.

Тебе я обязан

Всем чистым,

Всем светлым,

Что есть на земле,

И думой о судьбах Отчизны,

Что нёс ты на светлом челе!

Тоска по родине

Ты успокойся, сердце,

Погоди,

Ещё не все мои дороги пройдены…

Идут на Родине холодные дожди.

Холодные дожди идут

На Родине.

Там от дороги мокрой в стороне

Пестреет стадо

В чёрном редколесье.

Тетерева чернеют на стерне,

Грустны их незатейливые песни.

Молчит стожок.

Сорока на шестке

Унылым треском оглашает осень.

Забытой краской лета

Вдалеке

Сквозь синь дождя

Проглядывает озимь.

В пустых скворешнях

Ветерки гудят.

Идут дожди, по крышам барабаня.

И окна запотевшие

Глядят

На мир унылой зеленью герани.

Машинам ни проехать ни пройти.

Надежда на коня да на телегу.

Идут дожди.

Холодные дожди.

На мокрый грунт легко ложиться снегу.

Он выпадет однажды поутру

И, новым светом озарив просторы,

Сверкнёт

Под стать гусиному перу

И ляжет

На поля и косогоры.

Снежки, салазки, лёгкие коньки

И розвальни, и сани замелькают.

И задымят под снегом родники,

Теплом земли родимой истекая.

О сердце!

Не боли в моей груди,

Веди себя спокойнее и тише.

За тыщи вёрст

Я чутким сердцем слышу:

Идут на Родине холодные дожди.

Отлёт журавлей

Женщины вбивали костыли

В изморозью тронутые шпалы.

А над ними плыли журавли –

Нехотя, уныло и устало.

Женщины вбивали костыли

И на птиц летящих не глядели.

Тихо,

Невысоко от земли

Над землёю

Журавли летели.

Взмах за взмахом

И за взмахом – взмах.

Стук да стук по рельсам,

В бесконечность.

В птичьих отражается глазах

Памятная им дорога в вечность.

Той дорогой миллионы лет

Предки их покорно пролетали.

Землю – книгу радостей и бед –

Крыльями усталыми листали.

В их зрачках навек застыла Русь,

Что веками горестно скорбела.

И не потому ль земная грусть

К песне их гортанной прикипела?..

Время унесло с собой тепло

От земли,

Что родиной им стала.

Улетали птицы тяжело,

Нехотя, тоскливо и устало.

Лес вздыхал, в холодном полусне

Листья одинокие роняя.

Он-то знал, что снова по весне,

Поредев, вернётся та же стая...

Ах, как скорбно плыли журавли

Над землёй, исполненной печали,

Словно понимать они могли

Женщин, что вбивали костыли

И отлёта их не замечали. 

Интернет убивает чтение

Интернет убивает чтение

Литература / Литература / Писатель у диктофона

Теги: Юрий Кублановский , интервью

Каким будет мир без книг – представить трудно

О литературе как о служении и о патриотизме как о вещей тревоге за своё отечество размышляет в канун 70-летия Юрий Кублановский.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Юрий Михайлович Кублановский – поэт, эссеист, публицист, критик и искусствовед. В печати дебютировал в 1970 году в сборнике «День поэзии». Автор более двадцати лирических книг, вышедших в США, Франции, России. Член Патриаршего совета по культуре. Лауреат премии Правительства Российской Федерации в области культуры за 2012 год.

– Юрий Михайлович, ваша литературная судьба была очень не­обычной, извилистой: от самиздата до поэтических сборников, выходивших в США, Франции, а в последнюю четверть века в России... Как вы сами оцениваете своё место в литературе?

– Своё место в литературе оценить, разумеется, трудно, тут что ни скажешь, всё будет казаться нескромным. Я часто вспоминаю великое стихотворение Евгения Баратынского «Последний поэт» и его же замечательные слова: «Дарование есть поручение, которое следует выполнить как можно лучше». Поручение, конечно, не от государства, не от публики, не от стремления к знаменитости. Это, конечно же, поручение свыше. И я по мере сил стремился именно так понимаемое поручение выполнять с максимальным бескорыстием и добросовестностью. Да и вообще в литературе нет, я думаю, «мест»: это не спорт, а служение.