Литературная Газета, 6584 (№ 04/2017) - [3]

Павел Альтендорф

Фотоглас № 4

Фотоглас № 4

Фотоглас / События и мнения

Фото: ИТАР-ТАСС

На каком языке заговорит мир XXI века?

На каком языке заговорит мир XXI века?

Политика / Новейшая история / Взгляд

Щипков Василий

Проявления религиозного сознания становятся для нас повседневностью

Теги: общество , мнение , самосознание , религия

Эпоха постмодерна заканчивается

Глобальные изменения в жизни людей, смена технологических укладов, войны, революции, кардинальная смена власти в ведущих странах всегда находили отражение в языке, если его понимать в широком смысле как способ мыслить и действовать. Ещё недавно доминировал язык, сложившийся во второй половине XIX – начале XX века. Это, если говорить сжато, смесь рационализма и авангарда, язык Ницше, язык модерна и его постмодернистских вариаций.

Особенности языка прошлого столетия берут начало ещё в литературе века XIX. В произведениях Герцена, Достоевского, Лескова, Тургенева, Гончарова, в публицистике, философских работах уже употреблялись ставшие вскоре ходовыми слова и термины – «социализм», «коммунизм», «демократия», «либерализм», «права», «нация», «прогресс», «империализм». Это были сильные термины, они магически воздействовали на людей, обладали энергией, которая захватывала, отражала идеологию и дух революционной эпохи. Сила нового языка меняла многие понятия, ложась в основу политической и идеологической архитектоники XX века. Наконец, после 1917 года под натиском модернистского духа русский язык стал стремительно меняться. Можно вспомнить советский новояз или попытку заменить дни недели революционным пятидневным календарём – без субботы и воскресенья.

Ныне мир рывками вступает в XXI век, что отражается и на политическом языке. Русские перешли в новое столетие в 2014 году после воссоединения с Крымом, англичане – 23 июня 2016 после решения выйти из ЕС (Brexit), американцы – 9 ноября 2016, когда выбрали президентом Трампа, европейские государства в процессе перехода.

Нарастающие конфликты – результат попыток истеблишмента ряда государств говорить на языке XX века и сохранять статус-кво устаревшей парадигмы в ущерб международной безопасности. Часть мировых элит уклоняется от ответственности за судьбу нового столетия. Нет ясной и приемлемой модели будущего, как и понятных всем слов для её описания. Отсюда рост мировой турбулентности, расширение зон мирового хаоса.

Так на каком же языке будет разговаривать XXI век и какие ценностные категории будут востребованы?

Этот язык можно назвать пост­секулярным. Если в XX веке люди воевали за свободы, равноправие и гражданские права против империй и «недемократических режимов», то в XXI – за религиозные и духовно-нравственные ценности против режимов секулярных. Всё более востребованы религиозные традиции, а богословские понятия и ценности всё ощутимее становятся частью политики. Если прежде религия была периферийным дискурсом и вечной антитезой главенствующей секулярной культуры, то в XXI веке периферийными станут секуляризм и сциентизм (отстаивающий научное знание как наивысшую культурную ценность).

Язык XXI века уже можно представить как постсекулярный в том значении, что он приходит на смену секулярному языку, который в ХХ веке доминировал и вытеснил традиционную религиозность из светского пространства.

У постсекуляризма ряд источников. Один из них – нео­язычество, оно вдохновляет неонацизм и возрождает праворадикальные и регионалистские политические идеи. Энергия этого языка способна не только воодушевлять футбольных фанатов, но и устраивать цветные революции. Неоязыческий символизм берут на вооружение многие современные правые политические партии и движения регионалистов. Если первые стремятся к усилению национальной независимости от глобалистских структур управления, то регионалисты рвутся к независимости от самих национальных государств, опираясь на региональную мифологию. С её помощью они конструируют и сакрализуют новые региональные идентичности.

Второй источник нового языка – в исламских традициях. В последние годы международный терроризм пытается присвоить этот язык себе. И надо признать, что как бы риторика запрещённого в России ИГИЛ ни резала наш слух, её притягательная для некоторых людей энергетика объяснима. ИГИЛ открыто говорит с постхристианским обществом на шокирующем языке агрессивной религии, борясь за собственные идеалы красоты, справедливости, добра и зла. Западной секулярной цивилизации подчас нечего противопоставить этому. Люди попадают под влияние идеологов ИГИЛ, потому что те дают свою целостную, религиозную картину мира. Вот некоторые названия номеров игиловского англоязычного интернет-журнала «Дабик», используемого для вербовки: «Потоп», «Провалившийся крестовый поход», «Закон Аллаха или законы людей», «Разбить крест». А такие выражения, как «кровь праведников», «джихад благочестивых», «борьба с армией крестоносцев», «апостасия» (отступничество от Бога) звучат там убедительней, чем творчество известного французского журнала карикатур, Особенно для молодых людей, не имеющих жизненных перспектив или разочарованных в окружающем постмодернистском мире. Однако терминологии и идеям ИГИЛ может быть противопоставлена только религиозная терминология. Поэтому можно предвидеть, что в борьбе с языком террористов укрепится язык мирного ислама, который рано или поздно выдвинет свой проект по реформированию западной культуры.