Литературная Газета, 6565 (№ 35/2016) - [18]

С 1999 года – на государственной службе: с 1999 по 2004 г. – в должности заместителя министра Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций, а с 2008-го – заместителя руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.

Председатель Попечительского совета российской Национальной литературной премии «Большая книга». Президент Центра поддержки отечественной словесности. Организатор книжного фестиваля «Красная площадь» и Московской международной книжной ярмарки.

С Толстым сравнивать не надо

С Толстым сравнивать не надо

Литература / Литература / ОПРОС

Теги: Сергей Довлатов , проза , журналистика

Сергей Довлатов – сложная, противоречивая фигура. В нём сочетаются ранимость и несдержанность, бескомпромиссность и нерешительность, витальность и уныние. Парадоксальность Довлатова проявляется и в художественной прозе, и в публицистике (о которой сегодня почти не вспоминают). Разбираясь в феномене одного из самых популярных ныне писателей, не стоит обходить противоречия и конфликты его земной жизни. Ведь они во многом определили посмертную славу.

Мы задаём писателям и литературоведам один вопрос: «Каково, на ваш взгляд, место Довлатова в русской литературе ХХ века?»

Валерий ПОПОВ:

– На юбилее Довлатова гулял весь Питер, где писателю поставили памятник. Так что популярность Довлатова только растёт. Вопрос – насколько популярность связана с гениальностью, с тем вкладом, который автор сделал в литературу? Половина популярности Довлатова – в обаянии его имиджа, образа очаровательного балбеса, который он создал ещё раньше, чем стал серьёзно писать, и угадал: сейчас больше читают тех, кого видят по телевизору, а телеэкранами той поры были Невский проспект, университет, пивные – и Сергей стал всюду звездой. Всё он написал потом – и образа не испортил, стиль выдержал. Сравнивать его с Шекспиром или Толстым не надо. Никому не охота сейчас жить в Зимнем дворце, с его роскошью и громоздкой мебелью. А Довлатов лёгкий, компактный, удобный, «переносной», не грузит, как некоторые другие, поэтому его и берут с собой в будущее. Он угадал пожелания молодых: читать, но не перенапрягаться. И во всей этой незатейливой упаковке рассказы – алмазы. А крупные ли они? А кому сейчас крупные-то нужны? С ними запаришься! А у него – в самый раз…

Михаил ГОЛУБКОВ:

– 75 лет. По нынешним временам вовсе не возраст – а Довлатов ушёл уже более четверти века назад. Созданное им принадлежит литературной истории. 

Сколько писательских репутаций рухнуло за те годы, что его нет! Его же репутация остаётся незыблемой. Его книги интересны и тем, кто помнит времена, о которых он писал (60–80-е годы), и людям XXI века – знаю это по студенческой аудитории, по курсовым работам, которые пишутся на филфаке МГУ. И это показатель присутствия писателя не в истории литературы, но в литературе нынешней. Ведь темы курсовых у нас никогда не навязываются, ребята сами выбирают, о ком писать, как преломить тему. 

Если быть до конца откровенным, мне не очень близок Довлатов. Возможно, в силу одной из специфических черт его творчества, которая мне представляется ключевой. Ведь он пишет невероятно смешно – ни о чём. В основе его произведений – всегда анекдот, в общем, безобидный, бытовой, лишённый острой и актуальной (или теперь так кажется?) политической и общественной проблематики. А если она есть, то требует сейчас подробнейшего комментария – без этого нынешнему молодому человеку не понять ни одной его ситуации, связанной, например, с корреспондентской работой в советской газете. Сатира, ни на что не указующая. Смех, не отрицающий ничего. Юмор, направленный скорее на скрытое одобрение явлений, попавших благодаря авторскому взору в сферу комического. Для русской литературы с её ярко выраженным сатирическим пафосом отрицания это нетипично. В общем, не Салтыков-Щедрин. Но в этом-то, наверное, и состоит суть довлатовского взгляда на мир и причина его обаяния. Он обладал удивительной способностью увидеть комическое в обыденном. Выхватить из потока жизни бытовую ситуацию, которую другой и не заметит, обнаружить в ней смешное и навеки запечатлеть в строчке, в рассказе, в повести. Для этого нужно иметь ярко выраженную склонность к иронии, чтобы в самом неприметном найти смешное и сделать его достойным внимания. Вот здесь-то причина моей некой дистанцированности от Довлатова. Мне не близок смех, направленный ни на что. Но, может быть, в этом и причина его доброты? Той самой, что не хватало и сейчас не хватает нашим сатирикам?

Юнна МОРИЦ :

– Сергей Довлатов – смех и слёзы Чарли Чаплина русской прозы. Многие из тех, кто знал Довлатова лично, были страшно сердиты на его посмертную славу, содрогательно возмущались его посмертным успехом у благодарных читателей и с трудом пережили эту славу и этот абсолютно заслуженный успех, до которых Сергей Довлатов не дожил – совсем чуть-чуть… Мне больно, что не дожил, не увидел море читательской любви к прекрасному и главное – родному (!) русскому классику, чьи лучшие произведения изданы в Америке при его жизни, поскольку в нашей стране издавать их было запрещено, и в этом смысле никакой жизни в нашей стране у Сергея Довлатова не было, в чём немалая заслуга «общественного мнения» членов писсоюза, которые до сих пор сражаются с посмертной славой Довлатова.