Литературная Газета, 6559 (№ 28/2016) - [24]

, противопоставляет яркую, агрессивную, привлекающую внимание разговорчивость его друга Д’Ардело способности «присутствовать, так сказать, вербально и чтобы при этом тебя никто не слышал» своего приятеля Каклика. Пытаясь соблазнить красивую женщину, блестящий мужчина словно бросает ей вызов, заставляет вступать с собой в соревнование, принуждает блистать в ответ. Незначительность , наоборот, «её как будто освобождает» и «заставляет забыть об осторожности». Название указывает на поэтическое ядро романа, и в то же время формула «торжество незначительности» – это саморефлексивное определение автора собственного творческого метода.

Книга Кундеры, хотя и называется романом, но, разумеется, в традиционном смысле им не является. Это определение скорее отсылает к какому-то очень авторскому, интимному пониманию жанра. Классический роман выстраивается вокруг диалектического развития героев. Структура романов Кундеры, напротив, сродни композиции музыкальных произведений, где отдельные части связываются общими темами, экзистенциальными ситуациями и чувством времени.

Героев романа – приятелей Алена, Шарля, Рамона и Калибана – с трудом можно назвать и полноценными литературными персонажами. Как в других книгах Кундеры, герои раскрываются перед читателями в виде поэтических тропов. Когда-то Томаш из «Невыносимой легкости бытия» увидел в Терезе романтическую метафору и это полюбил ее. «Торжество незначительности» начинается с рассуждений Алена о женском пупке. Пупок, превращенный автором в условно универсальный поэтический образ, проходит через весь текст и становится деталью, связывающей отдельные «сюжеты» романа.

Повторяя и свой «фирменный» приём с включением самого себя в ткань романного текста, автор-повествователь Милан Кундера играет роль невидимого для других закулисного оркестровщика. По-настоящему, роман Кундеры – изящная музыкальная зарисовка или музыкальная шутка, в которой красочные лейтмотивы игриво переплетаются и прихотливо перебивают один другой, организуя сложный полифонический узор, разрешающийся самым неожиданным образом. В иронично торжественном финале музыкальные темы сливаются в мелодию «Марсельезы» в исполнении детского хора.

Во многом «Торжество незначительности» – это многоуровневый анекдот о нелепости лжи. Д’Ардело, сам не зная зачем, придумывает себе раковую болезнь. Но вместо того чтобы предстать перед друзьями с высоко поднятой головой мученика, принимающего смертный приговор, но не сломленного им, он лишь скромно облекает личное торжество в покров незначительности. Так и книги Милана Кундеры не стараются быть толстыми проблемными романами о современности, но, наоборот, маскируются под очень частные, порой анекдотические истории. Видимая незначительность романов автора оборачивается его творческим триумфом, открывающим какой-то особый, авторский путь к обретению литературного долголетия.

Артём ЗУБОВ

Карликовый памятник

Карликовый памятник

Книжный ряд / Библиосфера / Литпрозектор

Златова Аглая

Теги: Дмитрий Воденников , Пальто и собака

Дмитрий Воденников. Пальто и собака. – М.: Лайвбук, 2016. – 256 с., илл. – 3000 экз.

У нас на даче один мужик постоянно голый купается. Подходит деловитой походкой к мостику, портки скидывает и – вперёд. Сзади-то ещё ничего, терпимо; настоящий же триумф эксгибиционизма наступает, когда он выходит! Руками ничего и не думает прикрывать, в полотенце тоже не заматывается, а вокруг женщины ахают да дети хохочут… А он, обнажённый и гордый, ни на кого внимания не обращает.

Почему-то лирический герой Воденникова напомнил мне этого мужика, и даже не жестом жгучего стыда, а самим фактом бессмысленного эпатажа. И, кстати, автор и вправду проделывал нечто подобное, в недавнем прошлом устроив фотосессию в почти обнажённом виде (поклонницы, наверное, были в восторге). Трудно сказать, чего здесь больше – пошлости или глупости. Но главный стимул – самолюбование, нарциссизм, доходящий до шизоидальной степени. И ещё, несомненно, снобизм, видимо, привезённый из Лондона, где автор, увенчанный подувядшими за несколько лет лаврами «короля поэтов» читал курс о современной русской поэзии. Лирический герой Воденникова очень болтлив, то и дело изрекает вторичные сентенции, захлёбывается от раздражения, занудствует. И говорит без умолку что-нибудь типа такого: «Я не выношу людей, большие магазины и делать добро»; «Мы все – проклятые»; «Люди в покое меня не оставят никогда», «Я людей ненавижу и на месте стоять не могу» и т.д.

Глубокомысленны и философские верлибры:

Когда выныриваешь из глубокого,

без всяких ненужных сновидений

семичасового забытья – как будто

из-под километрового слоя

арктического льда, – первая мысль:

«Можно было бы и не просыпаться».

С другой стороны, никакого сожаления,

что проснулся и снова жить, –

не испытываешь.

Такая вот тонкая грань доброжелательного

безразличия.

Многословные вялые верлибры и составляют основную часть книги.

Но есть, конечно же, и рифмованные вирши:

Они лежат здесь: Вова, Галя, Соня, Дима

(а я их всех имею по порядку) –

так шатки жизни их, так розовеют спинки –

но это лучше, чем зашить в подкладку.