Литературная Газета, 6558 (№ 27/2016) - [48]

Нашему герою здорово повезло: во время всей этой заварушки и вынесения обвинительного вердикта он находился в командировке в Риме по республиканским делам, и кто-то его вовремя предупредил. Данте попытался выяснить причины столь страшного обвинения и в ответ услышал: «Все об этом знают». Против клеветы и лома и в Тоскане нет приёма. Будущий автор «Божественной» счёл более благоразумным не подвергать свою жизнь смертельному риску и добровольно принял мученический венец изгнанника и страдальца. Однако в глубине души Дант всегда был твёрдо уверен, что Флоренция образумится, произойдёт очередная политическая перестановка и он под фанфары и барабанную дробь победно въедет в город на белом коне. Не случилось.

Его ожидали без малого двадцать лет скитаний и унизительного статуса хоть и известного, но бедного гостя, которому некуда больше идти. А что самое страшное – его обуревали жгучая обида смертельно оскорблённого гордеца и всепоглощающая жажда мести. Что ж, целых два десятилетия он посвятил удовлетворению сего разрушительного чувства, в чём блестяще преуспел. Мы должны быть бесконечно благодарны чёрным гвельфам, подвергшим Данте столь жестокому, а главное – несправедливому наказанию за не только недоказанное, но и несовершённое преступление. Ведь если бы не изгнание, подогреваемое мечтой о реванше, вряд ли бы лирический поэт Алигьери написал свой трагический и страшный триллер – «Божественную комедию».

Кстати, «Божественной» она стала не сразу, так её позже окрестил другой суперизвестный житель Флоренции – автор «Декамерона» Джованни Боккаччо. До сих пор поговаривают, что Боккаччо сильно завидовал Данте, а это весьма свойственно флорентийцам, так же как и комплекс суперполноценности. Он не прочь был погреться в лучах славы соотечественника, и это ему удалось: добавил всего одно слово – и навечно вошёл в мировую историю литературы не только как писатель эпохи Возрождения, но и как первый биограф Алигьери, первый его критик и промоутер его «Комедии». Данте свою рукопись назвал просто «Commedia», что строго соответствовало средневековой терминологии: комедия – это «всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанное на народном языке». Тогда как трагедия – «всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и ужасным концом», написанное исключительно на латыни.

С нашей современной обывательской точки зрения, Дантово творение никак не соотносится с увеселяющим жанром. Выбранный поэтом сюжет на вечные темы, такие как бессмертие души, ответственность и воздаяние за совершённое, с описаниями рая, чистилища и девяти кругов ада, безусловно, соответствует высокой трагедии. Тогда почему же он пишет, опускаясь до «низкого» стиля и вульгарного языка? Ну уж, конечно, не потому, что плохо знал классическую латынь. Наоборот, он слишком хорошо её знал, недаром для прогулки по загробному миру он выбрал в сопровождающие любимого Горация. Совсем другие соображения двигали обиженным и оскорблённым политическим изгнанником Данте Алигьери. Облагороженный поэтическим даром мастера и лингвистическими изысканиями учёного, тосканский диалект должен был привлечь широкую аудиторию для публичного изобличения и хотя бы вербального наказания врагов и недругов оклеветанного белого гвельфа Флорентийской республики. Самая изысканная и правильная латынь при всём желании не могла передать бушевавшие в душе флорентийца страсти. Она не могла справиться с ненавистью и проклятиями невиновного, отлучённого от лона матери-жены-возлюбленной – Флоренции. А живой и выразительный народный язык предоставлял ему неограниченные возможности.

Нельзя сказать, что Флоренция забыла о своём блудном сыне. Кое-какие попытки к его возвращению она предпринимала. Дважды опальному государственному деятелю предлагалось вернуться и раскаяться, пройдясь по городу в рубище с горящей свечой. Сами понимаете, что бескомпромиссный оппозиционер Дант на такие позорные условия пойти не мог. «Будь ты проклята, Флоренция!» – воскликнул поэт и в отместку устремился в рай на свидание с Беатриче.

Мне вообще кажется, что Флоренция была единственным объектом женского рода, который по-настоящему возбуждал поэта, мужчину, человека и гражданина Данте. В моём представлении его отношения с женщинами походили на некую странную конструкцию. В этом не совсем традиционном, не совсем любовном и не совсем треугольнике фигурировали четверо – Данте и три женщины: законная и неизбежная данность Джемма; прекрасный, идеальный и несуществующий вымысел Беатриче и, наконец, живая и неистовая реальность Флоренция. О, она всегда демонстрировала свой характер суперэгоистичной женщины. Она умна, предприимчива, богата, хитра, коварна, жестока, изменчива, требовательна, надменна, самовлюблённа, немилосердна, соблазнительна и неблагодарна. Стоило Данте умереть от малярии в Равенне в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года после поездки послом в Венецию, как тут же (примерно через 150 лет) «безутешная» Фло потребовала вернуть ей останки её дорогого, несравненного, восхитительного возлюбленного. Руками Микеланджело она собралась соорудить пышную мраморную усыпальницу и направила папе римскому петицию с просьбой обязать Равенну отдать ей тело усопшего поэта.