Литературная Газета, 6554 (№ 21/2016) - [28]

Между строк и спектаклей

Ну как же при всех современных стонах и криках, неустанных жалобах на злодеев-чиновников, погубивших театр, умудриться вот так спокойно, серьёзно и несуетно жить театру?!

Спрашиваю директора: а постановочные расходы вам обеспечивает Министерство культуры? Улыбка в ответ и спокойное: конечно, выделяет по возможности, но и сами зарабатываем.

А ведь действительно нигде больше я не видела таких замечательных собственных цехов, как в Ставропольском театре. Их цеха – отдельный спектакль. «Что, и фраки в «Маскараде», и офицерские мундиры, и бальные туалеты тоже сами шьёте?» – «Сами».

И обувь – сами. И музыку – сами. И светоэффекты… Натуральное феодальное хозяйство! Одно удовольствие пройтись по их цехам, пообщаться с мастерами, равными по таланту артистам.

– Нет, ну если какие-нибудь громоздкие металлические конструкции, тогда заказываем, – говорит директор. Вот ещё один ответ, откуда такой хороший театр. Конечно, экономят и считают деньги, самими же заработанные.

На финал – Чехов

Чехова позвали поставить режиссёра из столицы, на мой взгляд, одного из лучших сегодня, – Юрия Ерёмина. Хотя здесь он не новичок, это его уже пятый спектакль в Ставрополе. Выбирали друг друга по «группе крови», школе, таланту. «Пропала жизнь» – вместо «Дяди Вани» – назвал свой спектакль режиссёр, спектакль – его же собственная композиция, главная мысль которой – в заголовке. Что же может быть горше, тяжелее несостоявшейся жизни, судьбы, годах, прожитых и будто бы непрожитых. И вот тут, на самом сложном спектакле из здесь увиденных, начались мои вопросы. Сократили гениальный и такой близкий всем авторский текст до полутора часов. Убрали знаковую фамилию Астров. Молодой актрисе трудно даже приблизиться к характеру Елены Андреевны. Смешной и жалкий профессор Серебряков. Зато герои на сцене на велосипедах… много вставных музыкальных номеров…Ну, не на столярном столе, а на полу, в углу – доктор с героиней. Может, я и не права. Спектакль, что называется, в современном тренде. Многим нравится. Зрители на него ходят. Дарят цветы. Стоя аплодируют. В любом случае театр – не бухгалтерия, где цифры сходятся одинаково. Трудное это дело – театр. И мы все его смотрим разными глазами. А глазами критика видятся уступки и потери.

Вместо послесловия

И всё-таки только профессионализм директора, режиссёра, актёров, театрального портного и сапожника… композитора… балетмейстера… администратора… всех вместе, не самодеятельность и не дилетантизм, способны спасти наш театр. Не чиновники и даже самые разумные постановления. А мы сами!

По всему Ставрополю по ранней весне расцветают цветы. Много цветов. Город-сад. В театре от кабинета директора до фойе – цветы круглый год. За ними бережно ухаживают. Поливают, выращивают. Растят!

Овации чёрту и повесе

Овации чёрту и повесе

Искусство / Искусство / МИРОВАЯ ПРЕМЬЕРА

Лаврова Людмила

О  том, что дело Дмитрия Бертмана, народного артиста России, художественного руководителя и основателя «Геликон-оперы», живёт и побеждает, знают не только в России, но и в Новом и Старом Свете, где Дмитрий Александрович поставил более 100 спектаклей. А теперь повезло и Финской национальной опере (Хельсинки), на сцене которой явилась миру его постановка редко идущей, дерзкой оперы Игоря Стравинского на либретто Уинстона Хью Одена и Честера Кальмана со «взрывоопасным» сюжетом, включающим в себя и элементы скабрёзности, и сделку с дьяволом, и жизнь публичного дома, и всё это – для правильных и строго воспитанных финнов. Нисколько не сомневаясь в искромётном таланте Дмитрия Бертмана, его режиссёрском умении разыгрывать и обыгрывать любые человеческие добродетели и пороки, а при постановках сказок – удивительном и волшебном свойстве самому становиться их частью, я всё же переживала за успех спектакля в Хельсинки. Мне казалось, что для сдержанной финской публики, которая, все как один, включая мужчин и детей, приходит в оперный театр в вечерней одежде и нарядных туфлях и церемонно общается друг с другом или прогуливается в фойе, наполняясь предвкушением действия, а в зрительном зале сидит наитишайше (падающие номерки и звонящие телефоны абсолютно невозможны, как и беседы с соседом во время спектакля), «Похождения повесы» (само содержание оперы) может стать, как бы точнее выразиться, психологической «сшибкой».

Итак, история с говорящими именами персонажей происходит в Англии в ХVIII веке. Некто Том Рейкуэлл (от английского rake – «повеса») хочет жениться на Энн Трулав (в переводе с английского true love – «истинная любовь»), но её отец, Мистер Трулав, против, так как Том не желает работать, а хочет лёгких денег. Появляется Ник Шэдоу (в переводе с английского shadow – «тень»), но по виду, как и по сути, совсем не тень, а «родной брат» Мефистофеля, и сообщает Тому, что он – слуга его умершего дядюшки, который оставил племяннику солидное наследство. Выразительная фамилия Ника может трактоваться не только так, что он как бы тень Тома, но и как тень, ложащаяся на судьбу и репутацию молодого человека. Ник убеждает Тома поехать в Лондон, чтобы получить наследство и заодно вкусить всех прелестей и сомнительных соблазнов столичного города. Себя же предлагает новому «хозяину» в качестве слуги, а плату за свою работу будет ждать через год и один день. В Лондоне Ник приводит «друга-провинциала» в публичный дом и знакомит с бандершей – Матушкой Гусыней. Здесь их встречает целая толпа проституток обоих полов. (В хельсинкской постановке – гениальная по своей художественной выразительности театральная картина: парики и грим, в том числе раскраска обнажённых частей тел артистов, костюмы, позы и пластическое решение – незабываемое «полотно», достойное кисти великих итальянских мастеров. Браво-брависсимо художнику по костюмам Эрике Турунен, сценографу Хартмуту Шёргхоферу, художнику по свету Томасу Хазе и хореографу-постановщику Эдвальду Смирнову.)