Литературная Газета, 6551 (№ 17/2016) - [20]

И почему-то возникшая ото всей этой мерзостности мысль: «Бежать! Бежать к своему милому, славненькому ЛенОчку!», вопреки всему отступила.

Мы двинулись. Разговор не клеился. Я и Серёжа (ему надо было что-то пересдавать) оба были недовольны собой и Никитой. И оба не смогли ему отказать.

«Ну, я только сегодня пройдусь, а потом с новыми силами буду ждать звонка Лены», - в состоянии жалкой никчемной слизи мрачно утешился я.

Но, как ни странно, моё сумрачное, угнетённое состояние к концу прогулки сменилось на почти что весёлое. Таким я и явился в пенаты.

Первое что я услышал, это срочное, тревожное сообщение мамы:

- Звонила Лена. Таким юным-юным, застенчивым, смущающимся голосом.

Погулял!.. Идиот!.. И это после двух месяцев ожиданий!..

- …А когда Лена звонила?..

- Ну, минут… Примерно через полчаса, как ты ушёл…

И ведь действительно. Самое милое дело Лене в субботу было – отучиться. Сделать уроки. И вечером позвонить мне. Особенно после звонка в среду, когда каждая секундочка приближала нас к нашему не метафизическому единению… Что было очень важно для нас. А, может быть, и для всего остального мира…

- А как она сказала?..

- …Ну: «Здравствуйте. Это говорит Лена. Позовите, пожалуйста, Мишу…» Она так волновалась и так робела…

Я понял… ЛенОчек больше не позвонит…

Бесполезные домашние сидения теперь стали чередоваться с безнадёжными приездами к школам на 15-ой Парковой (а вдруг она не поменяла школу?). Нашёл я и ту самую элитную, в которой наверняка и училась Лена. Гимназию. Торчал и у метро «Первомайская». Однажды, садясь в трамвай, мне призывно улыбнулась очень хорошенькая молодая женщина. Отчего по молодости лет я сильно тогда оскорбился…

Как-то я оказался у своего закадычного, институтского друга. И за бутылкой водки всё рассказал про Лену. Он молча переместился за

письменный стол. Как-то странно, как мне показалось – кабалистически, на меня посмотрел.

- Ну, выкладывай – что знаешь про Лену! – хлёстко приказал он.

Я медлил, не веря, что он действительно хочет помочь. Отец его был очень большой военачальник. И по тому, что рассказывал друг, вполне мог сделать запрос куда угодно и узнать теперешний адрес Лены. Но может быть он хочет узнать его для себя? Уж больно красочно о ней я живописал. А если для меня, я же по гроб жизни буду ему обязан!..

- Ну, быстро! – рявкнул он, только усилив мои сомнения. И, помолчав, взял быка за рога. – Или ты не хочешь ничего говорить?!

Потом он сел против меня и серьёзно спросил:

- Ну, а почему ты не хочешь узнать адрес Лены?

- …Ну, там будут замешаны всякие службы… - понёс околесицу я.

- Тебе-то какая разница?! – резонно заметил он. – Ну, смотри – потом будешь жалеть!

Тут ещё можно было бы сманеврировать и рассказать про военного хирурга папу, дочь Елену – ученицу 9-го класса, которые вместе с мамой куда-то переехали с 15-ой Парковой улицы (и как раз-то узнать – куда?). Но в пошлых подозрениях, так и не допив водку, я раздражённо выдворился из квартиры.

Можно было и на следующий день всучить другу эти же сведения. А там уж как он сочтёт нужным… Но всё покатилось куда-то дальше…

Не помню, был ли я где-то летом. Но помню, что начался сентябрь. А с ним – и новый семестр. И вдруг как обухом по голове: нас, третий курс, снова шлют на «картошку». При том (что логично), что всегда посылался первый… Прошёл, правда, слух, что в этом году в институт поступило дитя такой большой шишки, что от греха подальше «картошечные» курсы решили переменить. Ведь что такое была «картошка»? Это скотские условия проживания (у нас это было овощехранилище). Это какой-нибудь прущийся по ухабам «кунг» для доставки тех, кто в кузове (то есть – нас) в самую непролазную грязь. Тупая физическая работа. И мат-перемат сельской молодёжи с её откровенным классовым желанием набить нам всем морды.

Конечно, в сравнении с виноватостью перед Леной всё это было всего лишь пчелиной плешью. Но я очень не возражал, когда ото всего этого и давно мечтая о ванне, наконец, оказался дома.

Но ещё на пороге холодным душем меня окатила мама.

- Звонила Лена… Таким юным-юным, робким, застенчивым голосом…

И это через 8 с половиной месяцев после нашего с ней антракта…

Ну почему я не взял телефон Лены? Почему её мама встала на пути к нашему счастью? Зачем хулиганы сломали телефон-автомат? Почему я пошёл на поводу у НЕ приятеля, когда Лена должна была позвонить? Почему заподозрил в гнусности друга и не принял его спасательный круг? Почему так страшны сильные мира сего, что рыть картошку снова послали нас? Почему не сказал маме: «Если позвонит Лена, то…»? И почему мама сама не догадалась сказать это «то»?..

И ведь каждый раз Лене приходилось преодолевать робость, стыдливость, страх! И ещё бороться за эти звонки с собственной мамой!

И никаких хитростей! Ни вешаний трубки, если это не я! Ни безымянных звонков! И исполненное обещание позвонить! Но позвонить в тех самых пределах, в тех самых границах, которые уже нельзя переступать! Чтобы не оскорбить то самое высшее, которое и привело нас друг к другу! Чтобы не разорвать незримую гармонию всего! Уж как бы чего ни хотелось! И как бы чего ни желалось!