Литературная Газета, 6544 (№ 09/2016) - [7]

Дэн Сяопин возразил: «Мы придём к разным результатам».

Евгений Примаков, сопровождавший тогда генерального секретаря, в беседе с автором этих строк подтвердил, что такой разговор был.

Участники Февральской революции

Реформы Горбачёва разрушили политическую систему СССР, базировавшуюся на конституционности партийных органов. Как только КПСС стала уступать власть, она превращалась в живой труп, от неё следовало скорее избавиться.

Нечто подобное происходило и в Российской империи. Узнав о разгроме российского флота в Цусиме, П.Б. Струве, сын пермского губернатора и внук знаменитого астронома, основателя Пулковской обсерватории, впоследствии с раскаянием признался: «Я дрожал от радости: и именно в этом сознании чувствовал себя патриотом». В мемуарах члена ЦК кадетской партии А. Тырковой-Вильямс царившие в партии идеи описаны предельно ясно. Формула кадетов (перефразируя древнеримского поэта): «Если боги не услышат нас, мы обратимся к Ахеронту», то есть к «реке Ада», царству дьявола.

После Манифеста 17 октября в политическую борьбу бросились экономически мощные силы, захватывая идеологические и политические плацдармы.

Однако премьер-министр П.А. Столыпин надеялся проскочить между молотом модерна и наковальней традиционного общества. Следовало провести своеобразную «коллективизацию» – внедрить машинную обработку почвы на обширных площадях, элеваторы, ленточные конвейеры, складскую и транспортную логистику, дешёвые банковские кредиты. Стояла задача: сделать высокодоходным ведущий сектор экономики – сельское хозяйство. Получив землю, крестьяне напоминали армию без оружия. Государству следовало сделать решающий шаг для их поддержки, чтобы уменьшить хищничество экономически сильных игроков, среди которых выделялись французские зерновые монополисты. Хлебная торговля, основа существования массы домохозяйств, принадлежала посредникам и ростовщиками. Скупка урожая «на корню», выплата мизерных авансов под будущий урожай обогащала скупщиков, но лишала агроэкономику средств для развития.

Столыпин бросил вызов финансовому миру, потребовал, чтобы государственный Крестьянский поземельный банк перешёл в подчинение МВД (Столыпин был и министром внутренних дел) и выпустил облигационный заём на колоссальную сумму в 500 млн. рублей для поддержки сельского хозяйства. Однако финансовая элита во главе с министром финансов В.Н. Коковцовым заблокировала проект премьер-министра. Министерство финансов, несмотря на то, что российский золотой запас был самым большим в Европе, предпочитало держать народное хозяйство на голодном пайке.

Кроме того, недостаточное развитие промышленности и растущие потребности экономики вынуждали правительство поддерживать отраслевых монополистов («Продамет», «Продуголь», «Продвагон» и другие), что оборачивалось удушением средних и мелких производителей и монопольным ростом цен. А это, в свою очередь, заставляло Совет министров принимать ограничительные меры против собственных же партнёров. К тому же взаимодействие чиновников и промышленников создавало широкий простор для коррупционных сделок. Например, сенаторской ревизией сенатора Д.Б. Нейгардта (свояка П.А. Столыпина) была вскрыта коррупция в государственных заказах в транспортном и военном машиностроении в период 1901–1909 годов.

О силе банков (две трети принадлежали иностранному капиталу) можно судить по такому примеру. В 1910 году товарищ министра внутренних дел П.Г. Курлов обратился к Коковцову с предложением пресечь мошеннические действия управляющего одного из филиалов Азовско-Донского банка, близкого родственника председателя правления банка. Банк был одним из крупнейших (в нём участвовал французский капитал), финансировал оппозиционную кадетскую партию (идеолога и организатора будущего переворота). Коковцов ответил, что бессилен что-либо сделать. Два самых мощных министерства империи признавали своё поражение перед финансовым капиталом. Английский экономист Теодор Шанин считал предреволюционную Россию «полуколонией Запада».

Убийство Столыпина, по мнению Василия Шульгина, было обусловлено ничем иным, как борьбой за финансовый рынок. Оно и подожгло запал государственного переворота.

И чтобы закончить тему финансовой политики, скажем, что только после отставки Коковцова в январе 1914 года стратегия правительства радикально изменилась: финансы империи заработали «на началах производительных сил». Были приняты пятилетние (!) планы земельных улучшений и расширения сети железных дорог, включая Турксиб и Южно-Сибирскую магистраль, строительство электростанций на Днепре и Волхове. Но поздно! До начала Первой мировой войны оставалось восемь месяцев.

Кроме партийных и стоявших за ними экономических сил на сцену всё активнее выходила образованная молодёжь. По числу молодых людей со средним образованием Россия обогнала Францию, а по числу студентов вузов не уступала Великобритании. В идейном плане это был кадровый резерв либеральной оппозиции. И в чём-то они ощущали себя «лишними людьми».

Поясним ситуацию примером из недавнего прошлого. В 1980-е годы сильно изменилось качество советского экспорта: если в 1970 году доля машин и оборудования составляла в нём 21,5 процента, то к 1987 году она упала до 15,5 процента, зато в импорте их доля подскочила с 35,6 до 41,4 процента. При этом экспорт углеводородов вырос с 15,6 до 46,5 процента. Соответственно масса выпускников вузов оставались невостребованными, пребывая в роли вечно недовольных «младших научных сотрудников». Молодёжь империи тоже имела все основания для недовольства. Далеко не случайно в составе белогвардейских армий подавляющими настроениями были не монархические, а либерально-демократические.