Литературная Газета, 6536 (№ 50/2015) - [13]

Возможно, что и премии были бы не лишним звеном в цепи литературного процесса, если бы были организованы как-то иначе. Например, оценка текстов была бы безличной. То есть для участия в таком процессе нужны писатели, жюри и организатор. Писатели присылают рукописи организатору. Тот безличные распечатки передаёт членам жюри. Жюри формируется из филологов, историков, философов, но ни в коем случае не из медийных персон. Окончательный состав жюри определяется лотереей в последний момент. Члены жюри знакомятся с текстами, не зная авторства. И конечно, в смысле премиального фонда примером могла бы послужить Гонкуровская премия.

Разумеется, здесь не предложены какие-­то окончательные проекты. Это всего лишь идеи, которые хорошо бы обсудить и прийти к какому-то нужному для всех решению. Но главное, Год литературы хоть и не решил поставленную президентом задачу, зато ещё раз доходчиво разъяснил писателям: возврата к социализму не будет. А потому пора наконец-то понять: хватит уже ходить с протянутой рукой, надо делать что-то самим, никто никому ничего не должен. Не потому, что это правильно, а потому, что по-другому всё равно не будет.

Баллада о последнем

Баллада о последнем

Литература / Литература / Классики

Красников Геннадий

Теги: Константин Ваншенкин

90 лет назад родился Константин Ваншенкин

Мы дружили с фронтовиками,

С настоящими мужиками,

Быть почётно учениками

У великих отцов своих…

Константин Яковлевич Ваншенкин, известный русский поэт, прозаик, автор знаменитых песен, был человеком поколения, фронтового братства. Понятия «поколение» сегодняшнему времени уже не понять, не почувствовать. Ныне его заменили тусовки, междусобойчики, стаи, сбивающиеся вокруг болтливых, «празднословных и лукавых» радиостанций, журнальчиков и телеканальчиков. А поколение фронтовое – чувствовало и строго оберегало, словно пушкинскую «честь смолоду», истоки своего единства, родства. Погибший на войне молодой критик Михаил Молочко лаконично выразил объединяющую предвоенную духоподъёмность тех юношей и девушек: «Романтика — это будущая война, где победим мы». Ваншенкин, семнадцатилетним по призыву ушедший из десятого класса в армию и служивший в воздушно-десантных войсках, вспоминая позднее, применит уже иной словарь: «Это было суровое, жестокое время, но именно армия военной поры сформировала моё поколение».

Они действительно были старше других, как сказал фронтовик Александр Межиров, «на Отечественную войну». И когда, помнится, близкий к ним по возрасту Владимир Соколов обронил в разговоре со мной, что вот, дескать, он так же мог бы успеть прыгнуть с парашютом со спортивной вышки и тоже был бы участником войны, как Ваншенкин, родившийся в 25-м году, в его словах всё-таки была обида опоздавших…

И всё же биографические, литературные, исторические границы у поколения поэтов-фронтовиков выстраданы самой судьбой. К. Ваншенкин, повествуя в мемуарах о дружбе с Арсением Тарковским, замечает, что Тарковского, поскольку он воевал, критики неточно причисляют к фронтовому поколению: «Не относят же к этому поколению Твардовского или Симонова. Этими словами определяют художников, «рождённых» войной, то есть тех, кто только-только начинал перед войной или и не помышлял об этом». Поколенческое (особенно в первые годы) было во всём – в ощущении войны, долга, чести, в мироощущении, в том, как практически вместе заполняли аудитории Литературного института, как вместе входили в литературу.

Долгие годы будет сохраняться в них нежная человеческая и литературная солидарность, неревнивая заинтересованность в творчестве друг друга. Может быть, самые точные и честные оценки о стихах своих товарищей сохранили они для нас. Так, Борис Слуцкий в предисловии к книге К. Ваншенкина в чудесной молодогвардейской «Библиотечке избранной лирики» пишет о поэте: «Врать в стихах не то что не привычен, а попросту не обучен». Другой фронтовик, Александр Межиров, блестящий мастер стиха, строгий ценитель поэзии, даёт дорогое для всего творчества Ваншенкина определение: «А мастерством не овладевал. Мастерство само овладело им ещё в юные его годы…»

До конца жизни дорожил поэт этой взаимной привязанностью, отмечая у своего друга – Виктора Некрасова: «верность фронтовому товариществу, не формально, а всей душой, всеми печёнками». И уже в так называемые перестроечные времена, более чем через полвека после Победы, чрезвычайно болезненно переживал беспамятность, жестокосердость и неблагодарность новоиспечённой эпохи по отношению к ветеранам войны. В его замечательной мемуарной книге «Писательский клуб» есть короткая, бьющая прямо в сердце запись: «Когда умер Юрий Никулин (август 1997-го), я слышал по р/с «Эхо Москвы» подробный рассказ о его болезни, а также о начале пути, неудачной попытке поступить во ВГИК, об учёбе в цирковом училище, и дальше – о работе в цирке и в кино. Странно, что ни слова не было о его участии в войне, о солдатской судьбе. Теперь, видимо, это уже неважно. Слишком далеко».

Такое же острое чувство неприятия к несправедливости у Ваншенкина было во всём (по сути, это ведь признак врождённого благородства и аристократизма!). Когда после развала советской страны ошалевшие от плясок над поверженной жертвой либерал-победители с нескрываемым восторгом бросились глумливо осмеивать, крушить и добивать близкую и дальнюю историю государства, культуры, под горячую руку попали им в том числе и Михаил Исаковский с Александром Твардовским. К. Ваншенкин не раз в печати эмоционально защищал их творчество и честные имена. М. Исаковский и А. Твардовский были неслучайными в судьбе Ваншенкина. Оба поддержали поэта в начале его литературного пути, и в дальнейшем их помощь молодому автору неоценима. Известно потрясающее предложение Твардовского (тогдашнего главного редактора «Нового мира») Ваншенкину: «Всё, что напишете, приносите мне. А то, что я не возьму, вы сможете продать в другое место…» Неслучайно уже на склоне лет Ваншенкин признается: «Когда я печатал что-либо (не обязательно в «Новом мире»), когда выпускал ту или иную свою книгу, я всегда представлял себе, что это прочтёт он, и испытывал некий трепет, волнение, чувство ответственности перед ним и тем самым перед литературой. Перед Литературой с большой буквы».