Литературная Газета, 6524 (№ 36/2015) - [12]

Кочевая культура избавлялась от бытийной формы, но вследствие того, что эпика впиталась в язык и кровь и стала сущностью народа, Бухар жырау – сказитель Бухар – спустя два века в аналитической поэзии Запада возродился в образе Олжаса Сулейменова. Категориальное мышление и космическое мышление заново переплавились в человеческой культуре. Абай и Жамбыл были противоположными метаморфозами кочевой цивилизации. Один из них, существуя в кочевом культурном лоне, проложил дорогу в эпоху Олжаса Сулейменова. Это был мудрый Абай.

Второй, живя в эпохе Олжаса Сулейменова, то есть в двадцатом веке, остался в лоне Бухара жырау. Это был великий певец Жамбыл. Абай был первой ласточкой новой литературной эпохи или, точнее, отцом новой литературы. Жамбыл был последним представителем сказительской традиции.

Тем самым творчество Жамбыла завершает историю кочевой цивилизации человечества. Оборвалась и застыла на высоте удивительная песня. На этом заканчивается биография номадического периода многих народов. Потомки будут читать о ней в книгах.

И Жамбыл, как символ той бессмертной культуры, будет смотреть на нас со страниц этих книг.

Алма-Ата, июль, 1996 год

Теги: Казахстан , культура , искусство

«Шал»: шифры и знаки

Фильм «Шал», режиссёр Ермек Турсунов, в главной роли Ерболат Тогузаков

Фильм «Шал» известного казахского поэта, кинодраматурга и режиссёра Ермека Турсунова в 2013 году был номинирован на «Оскар». В статье «Шифры и знаки кинокартины «Шал» в определённой степени раскрыты философские понятия Пространства и Времени данного фильма.

Образ Степи вбирает в себя философские понятия пространства и времени. В космосе жизни кочевника с авиабилетом всегда отводилось достойное место творческой личности, если, разумеется, присутствуют сам Дух великой Степи, сам ландшафт, сама природа, воспетая из века в век, из поколения в поколение.

В пространстве Степи, в данном случае в пространстве этой картины, существуют и некие декартовы координаты – эти самые икс, игрек, зет, где от причины зависит следствие, или, говоря языком математиков, от переменной точки отсчёта икс зависят и творческие игрек и зет. Это все шифры и, я бы сказал, знаки восприятия. И если Декарт сам, с точки зрения философии «мыслю, следовательно, существую», объяснил свои координаты, то создатель фильма «Шал» перемежает свет нашей памяти с печалью нашего беспамятства. И здесь само время относит бытие к небытию. По­чти по Достоевскому.

Разумеется, от причины творчества создателя зависят и сюжет, и интрига, и повествовательное действо, одним словом – следствие. И создатель в этой системе координат нашего бытия является, на мой взгляд, часовщиком, которому дано полное право образно передвигать стрелки нашего хронометра, ибо, по сути вещей, время, календарь есть покушение на свободу личности, на свободу творчества, так как эта услов­ность времени суток, месяцев календаря сковывает, навязывает нам свои законы существования, свои правила реального мира. Но, подчёркиваю, только в виртуальном мире – в произведении, кино или литературе, не имеет значения – у автора, у создателя может быть осень, когда на улице весна, день – когда за окном ночь, степь и аул на двадцатом этаже небоскрёба, ибо во всём этом есть и четвёртое измерение, четвёртая координата. Это душа и талант создателя. В нашем случае – Ермека Турсунова. Мастера в данной системе творческих координат. И нет здесь никакого мотива Хемингуэя, просто отдалённое родство по библейским сюжетам. Скелет большой рыбы, смутно напоминающий крест рыбака в финале повести, и агнцы в образе реальных ягнят и мальчика в кинокартине. Там акулы в стихии своих прав на добычу, а здесь – возмездие со стороны волчицы…

Есть одна развёрнутая метафора в фильме. Это когда просыпается нечто волчье в образе и взгляде Шала. Если несколько переиначить известную сентенцию, то можно подать в виде определённой формулы: хорошо, когда волк – друг человека, но плохо, когда друг человека – волк.

Именно внутри этой формулы есть и тождество волка-тотема многих народов, и литературный образ волчонка и волчицы из произведений Джека Лондона, Мухтара Ауэзова и Чингиза Айт­матова.

И при относительном хеппи-энде возникает серьёзное опасение, что и в мальчике со временем проснётся именно волчий оскал, ибо «волчат уже не защищает мать». И ещё далеко неизвестно, чью сторону примет он в будущем – охотников на волков или Шала. Особенно в наше время, время разительного расслоения общества. В этом я вижу и шифр фильма, и даже код к этому шифру.

Кстати, о расслоении общества. Я не думаю, чтобы такие структуры, как МЧС, МВД, военные, искали бы Шала в аналогичной ситуации. Они ищут своих, может быть, замакима, зампрокурора, начальника, бизнесмена и других охотников на волчицу Степи. А Шала ищут свои, всем хабаром, всем аулом, то есть простые люди Степи.

В транзитный период нашего бытия остаётся только память, великая память в наших сердцах и в наших душах. Она и питает творчество Ермека Турсунова, она и открывает врата Вечности, где хранится на встречные века всё то, чем и должно наполняться «умное число» цифровых технологий, ибо, по Николаю Гумилёву, «…а для низкой жизни были числа, как домашний, подъяремный скот, потому что все оттенки смысла умное число передаёт».