Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015) - [13]

Грудой дел,

суматохой явлений

день отошёл,

постепенно стемнев.

Двое в комнате.

Я

и Ленин –

фотографией

на белой стене.

С таких строк мощных и начиналась большая литературная традиция. Вклад Маяковского в создание ленинского образа, пожалуй, был решающим. Многие его строки оказались на плакатах – их в Советской стране знали все, читать учились по «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить».

Есенинская лениниана не бьёт в глаза лозунгами, тут главное в другом. Есенин видел, «что эра новая не фунт изюма вам» – и в стихах о Ленине превращался в аналитика тютчевского склада. Мы видим проницательные оценки политической реальности, ясное объяснение причин революции. Есенин принимал Ленина – как народного вождя, поднявшего руку на гнёт «аристократов, промышленников и банкиров». Ему по душе обыкновенность Ленина: вождь не был былинным богатырём, не восседал на тронах, не избегал величавых движений:

Застенчивый, простой и милый,

Он вроде сфинкса предо мной.

Я не пойму, какою силой

Сумел потрясть он шар земной?

Но он потряс...

Шуми и вей!

Крути свирепей, непогода,

Смывай с несчастного народа

Позор острогов и церквей.

В другом стихотворении он назовёт Ильича «Капитаном Земли». Но, может быть, дороже всего мимолётный разговор из «Анны Снегиной»:

«Скажи,

Кто такое Ленин?»

Я тихо ответил:

«Он – вы».

Этот образ любили кинематографисты: ты ждёшь монументального вождя, громовержца, а он маленький, вертлявый, лысоватый. И назвать его хочется по-свойски: Ильич. Но он причастен к непоборимой силе. Его интеллект и воля стали орудием истории. Ленин, в понимании поэтов, был духом революции, духом народа. В этом смысле он – не человек, а стихия строительства нового мира. Сам Владимир Ильич заливисто посмеялся бы над таким обожествлением, но людям нужно, чтобы огромный Медный всадник поднимал над площадью коня. Им нужен «рукой облака рассекающий Ленин». Вроде бы – сверхчеловек, а свойский, бесспорно, существовавший, ходивший по нашим улицам, стоявший в очередь к парикмахеру, чтобы побриться. «Лысый, ростом невелик», – как определил Твардовский в своей простой и загадочной истории о печнике. История, кстати, архитипическая: неузнанный царь (герой, бог) общается с простым человеком, невольно преподаёт ему урок. На острове Бали немало похожих историй про Шиву. А в XIX веке в России, например, стихотворение Аполлона Майкова «Кто он?» про Петра Великого.

Разошлась по стране ленинская цитата: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Сначала в роли Ленина выступил рабочий товарищ Никандров – и случилось это в фильме Эйзенштейна «Октябрь», который мы воспринимаем не только как метафору, но и как хронику[?] Ну а потом каждая пятилетка давала своего Ленина. Если нуждаемся в рождественском дедушке – пожалуйста! Если нужен суровый аскет – вот он перед нами. Необходим боец? Ленин решительно хватается за револьвер. Тоскуете по демократии – вот вам Ленин-Солон. Понадобился жёсткий, бескомпромиссный руководитель – Ленина играет его однофамилец Ульянов. Есть спрос на гамлетовские метания? В эфире – утончённый, ироничный Ленин, его обуревают сомнения, это – Смоктуновский.

Ленинскую трилогию для театра создал Николай Погодин. «Человек с ружьём», «Кремлёвские куранты», «Третья патетическая». Работал основательно, почти двадцать лет. Конечно, приходилось переписывать уже ставшие каноническими пьесы после развенчания сталинского культа. Реплики второго вождя унаследовал Дзержинский. Но не в этом дело. В Погодине мы приобрели и потеряли мудрого и остроумного комментатора революции, её скрытой сути. Потеряли, потому что сегодня этот выдающийся писатель забыт. Почему бы не издать ленинскую трилогию Погодина в «Литпамятниках», с серьёзным аппаратом, с вариантами? Но этого ждать не приходится: Погодина как будто записали в архив устаревшей пропаганды. Вряд ли им занимаются в ИМЛИ, да и о новых театральных постановках не слышно.

А ведь это не только учебник действительно эффективной пропаганды, не только театральная легенда, но и литературное чудо. Вспомним «Кремлёвские куранты». Мы видим героя, благородного инженера Забелина, который задыхается в революционной суматохе, ненавидит новую власть. Он видит в революции уничтожение порядка, безумие, и только.

«Дикари захватили цивилизованное судно, перебили всех белых людей,

команду выбросили за борт, сожрали все запасы… Дальше что? Кораблём надо уметь управлять, а они не умеют. Социализм пообещали, а с какого конца его начинать - никто не знает». Знакомая линия нападения? Сюжет с «пломбированным вагоном» и шпионажем в пользу Германии в СССР тоже никто не скрывал от народа. Но, в отличие от нынешней моды, не скрывали и ответной аргументации.

Забелин обаятелен в патриотическом гневе, ведь даже главные часы державы сломались! Остановились кремлёвские куранты! И артист Борис Ливанов не разоблачает своего героя в его антисоветских заблуждениях. Мы в него влюбляемся с первого появления на сцене. Он – профессионал – в смутное время оказался отброшенным на свалку, как старый башмак. Из протеста продаёт на Воскресенской площади «довоенные серные безопасные спички фабрики Лапшина», рядом с другими мешочниками. И вот его вызывают к Ленину. А потом и кремлёвские куранты пошли. Самая трудная и малозаметная политическая победа – в переубеждении противников. Сегодня мы отбросили это искусство: в ходу – поиск врагов, поспешное клеймение, крики в прямом эфире, мусорные баки… А Погодин показывает, что революции совершаются не для революционеров, а для более рациональной организации жизни. И тут самое время не кичиться победами над Врангелем, а привлекать к работе таких специалистов, как Забелин. Нужно разъяснить, что открывает перед ними революция, несмотря на одичание Гражданской войны. Забелин не превращается в яростного большевика: Погодин не занимался изготовлением фальшивок. Но он, сохраняя привычную повадку, готов стать советским человеком. Господин Забелин становится товарищем. И кремлёвские куранты, как известно, снова пошли – да так, что их мелодию по всему свету выучили. Тем, кто отшатнулся от прискорбных картин Гражданской войны, Погодин показывает: наша революция связана с идеалами Просвещения. Россия станет страной инженеров, страной красноармейцев, читающих Блока. Вера в человека, в могущество науки и труда объединяет Ленина и таких антисоветчиков, как Забелин. В тонкой, остроумной пьесе Погодина всё это преподнесено без агитационного угара.