Литературная Газета, 6478 (№ 36/2014) - [41]

Если в течение указанных сроков выявленные в ходе проверки нарушения так и не будут устранены, в силу вступает ст. 44 «О ликвидации общественных объединений».

Вопрос о ликвидации общественного объединения по представлению Минюста РФ решается в суде.

Но стоит задуматься, нужны ли такие общественные писательские организации, давно уже превратившиеся в пресловутые «Рога и копыта» из «Золотого телёнка» и уже не имеющие отношения ни к писателям, ни к литературе.

Члены Союза писателей России и Союза российских писателей:

Александр ГОРОДНИЦКИЙ, Георгий ЗАЙЦЕВ, Феликс КУЗНЕЦОВ, Иван САБИЛО, Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

Теги: литфонд , союз писателей

Гёте как всемирное притяжение

Владислав Пронин. Иоганн Вольфганг Гёте, его современники и последователи. - М.: Московский государственный университет печати, 2014. – 208 с. – 500 экз.

Что означает, когда "профильный" специалист выпускает книгу по своей теме? Наверное – новые её подробности и фундаментальность. Эти два понятия слиты в недавно вышедшей монографии профессора-германиста Пронина. Название приличествует имени героя и имени автора. Но автор как бы «обманывает» ожидания и предлагает свободный тип общения с классиком и читателем. В том смысле что груз научной истины не тяготит, но окрыляет. О Гёте говорится уже не как о литературном явлении, что давно сказано, и Прониным также. Но о том, что есть собирательное понятие – гётевское . И о нём вроде сказано. Но суть нынешнего подхода к теме – в вечно обновляющемся отношении к поэту.

«Остановить мгновение», «возвеличить миг единый» и тем впасть в роковую зависимость от великого искушения – нельзя, невозможно. Все мы, надеюсь, эволюционисты – и в биологическом, и в социальном, и в культурном аспектах. Только такая авторская позиция нам и близка – он ищет проявления гётевского во времени, в движении собственно его образа и его текстов сквозь эпохи. Того, как гётевское прорастает в последующих литературах и культурах. Чреда очерков, составивших книгу, – как форма живого общения, как свобода передвижения из страны в страну, от одного типа к другому. Некая цепная передача, и в ней Маргарита, вдруг опознаётся карамзинской бедной Лизой, а наш Владимир Ленский, «студент гёттингенский» – русским Вертером, а юноша Тургенев постоянно обращается в кругу гётевских образов, напоён ими.

И в круг этот попадают не только ближайшие собратья по литературному цеху – Генрих Гейне, Фридрих Шиллер, Джордж Гордон Байрон, но и художники Эжен Делакруа и Якоб Филипп Хаккерт, мастер английского фарфора Джошуа Веджвуд; в новом времени – Томас Манн и Клаус Манн. Центром же размышлений автора становится то, что конкретно переняли русские и немецкие писатели у Гёте. Русский ряд простирается от Герцена, Тургенева и Салтыкова-Щедрина до Иосифа Бродского и даже Венедикта Ерофеева. Закономерно здесь возникают переводчики и критики – Борис Пастернак и Борис Пуришев, чьи писательские судьбы напрямую с Гёте были связаны.

Словом, в поле гётевского притяжения оказываются по особому духовному родству, и оно уже вне границ и школ. Каждому имени отведена глава, самостоятельная новелла, и часто Пронин пишет о вещах весьма специальных (например, раздел «Новелла» Гёте – как новелла»). Но выходит абсолютно живое, увлекательное и актуальное чтение.

Актуальное – вот, пожалуй, что замыкает взятое по отдельности в связный цикл. Найти в составе личности писателя, его трудах и днях живое. Эта необъявленная сверхзадача, как я её понял, стоит для Пронина не менее остро. В аудитории, в жизненном общении он не лишён саркастических проявлений и комментариев, но при этом чаще всего демонстрирует здравомыслие, даже считает его своей сильной стороной; как бы оно не даёт мысли и чувству ввергнуться в хаос повального отрицания. В книгах его, и в этой, о которой идёт речь, примерно так же: ирония «веет, где хочет», где ей надобно себя проявить, но редко когда берёт верх над главной целью повествования и не размывает её до основания.

...Шарлотта кормит гусей; чувствительные юноши уподобляются вертеровскому тону и стилю и обряжаются в синие фраки и жёлтые жилеты; тургеневские молодые люди примеряют облик романтиков и нигилистов; лягушки, тритоны и саламандры празднуют свою священную ночь на Брокене; крылатый и обнажённый Мефистофель летит над городом и озирает сверху своих потенциальных грешников.

Как обращаются эти мотивы, не исчезая, а становясь родственными людям, отделённым друг от друга временем и пространством. Почему живёт литература, как движется и через что проходит, вбирая в себя явные или сокрытые современные веяния, при этом – не утрачивая ничего из прошлого своего запаса, наоборот, усиливая до глобальных резонансов и становясь материалом самой жизни.

«В наше время для писателя литература прошлого стала таким же материалом, как сама жизнь», – предуведомляет Пронин во вступлении. Да, именно, и Гёте в этом отношении герой настоящий, масштабный! На нём прослеживается круговорот вечности: из жизни – в книгу и обратно – в жизнь. В конце пути он рассуждал так: «Что существует, то моё... И всё едино, взял ли я это из жизни или из книги, важно только правильно ли я это употребил. Мой Мефистофель поёт песню, взятую из Шекспира, ну и что за беда...» (1825).