Донельзя орнаментальная и столь же бессмысленная Славникова – явление более чем закономерное.
ДИАЛОГ С МИРОЗДАНИЕМ
Славникову мне пришлось перечитать, это вы уже поняли. За чтением я то и дело вспоминал давнюю статью екатеринбургского критика и литературоведа С. Белякова. Тот взял в библиотеке «Стрекозу, увеличенную до размеров собаки» Славниковой – и оказался первым читателем книги; для эксперимента взял полгода спустя – и оказался вторым.
Впрочем, Славникова до поры числила читателя абсолютно лишним субъектом.
«Диалог идёт между писателем и мирозданием, а читатель только присутствует»,
– гордо заявляла О.С. –
«Если, конечно, хочет. Или не присутствует. Это его дело»
. Всякий раз при декларациях такого рода меня терзает неотвязный вопрос: а на кой ляд тогда книги-то издавать? Должно быть, мироздание рукописи не принимает?..
Первые опусы жены-букероносицы были назойливой, сетевому маркетингу под стать, демонстрацией красноречия. Рахитичная фабула тонула в словесном клейстере, авторская мысль упрямо застревала в брюзгливом отвращении к миру и его обитателям, но конвейер по производству тропов работал бесперебойно. Литература такого свойства предназначается исключительно для миро… да ладно, нам ли кокетничать: для рецензентов. Те дружно имитировали эстетический оргазм – видимо, издатели на PR не скупились. Правда, отдельные здравомыслящие критики (М. Ремизова, к примеру) советовали Славниковой заняться эссеистикой: сочинять там особо не приходится, зато полный простор для всех видов риторики. Однако кому она нужна, эссеистика? Ни популярности, ни гонораров. О.С. предпочла сменить приоритеты, но не жанр:
«У книги, тем более у толстого романа, должен быть опорно-двигательный аппарат – сюжет и загадка… Теперь мне интересно работать над сюжетными, даже остросюжетными вещами… Хочу вернуть прозе территорию, захваченную трэшем».
Беда, коль сапоги начнёт тачать пирожник. Опорно-двигательный аппарат славниковской сюжетной прозы оказался поражён сколиозом, артритом и межпозвоночной грыжей одновременно.
Первый опыт – «2017» – отличался редкой невнятностью. О.С. на живую нитку сшила лоскутное одеяло из политического фэнтези и магического реализма, не утрудившись привести разнородные части к одному знаменателю. Юлия Латынина с бородой Павла Петровича Бажова – коллаж малосимпатичный. Но публике понравился: модные тренды в одной упаковке. Даром что революция ряженых кончилась ничем, и Каменная Девка со свистом провалилась в никуда… «Букер», говорите? Чины людьми даются, а люди могут обмануться. Букеровское жюри проделывает это с мрачной регулярностью – раз в год.
В «Лёгкой голове» авторесса эксплуатировала все те же популярные тренды: минаевскую офисную сагу, пелевинского героя со сверхспособностями и быковское противостояние человека и системы. Завязка у романа была достоевская: миру провалиться или мне чаю не пить? Но заявленная драма идей моментально въехала в комедию положений: герои по-чаплински забрасывали друг друга гнилыми помидорами, посыпали мукой и развешивали на деревьях дизайнерские пиджаки.
Набор авторских приёмов при этом особым разнообразием не отличался: люди были в обязательном порядке зооморфны, агрессивная деталь вытесняла персонаж за пределы текста, живое уподоблялось мёртвому.
Год назад кто-то из сибирских филологов защитил диссертацию на тему «Концепция пустоты в прозе О. Славниковой», полагаю, исчерпывающая характеристика. Ибо диалог с мирозданием на поверку состоял из одного лишь словесного декора.
СЮЖЕТ ДЛЯ ЭНДИ УОРХОЛЛА
Славникова давно носит эполеты отменного стилиста – впрочем, это мало что значит. Дабы слыть таковым, теперь достаточно писать стрекозу через «е», а собаку через «о». И сравнивать, сравнивать, сравнивать. Впрочем, смею думать, что для порядочного стилиста сравнения, эпитеты и метафоры не самоцель, а инструмент изобразительной точности.
Однако у Славниковой они не служат ничему, кроме авторского самолюбования: изящно пляшу ли? Подобную манеру письма Мандельштам окрестил аутоэротизмом – и не ошибся. Слово, девальвированное бесцельным употреблением, становится легковесным и факультативным. Смысл высказывания при этом не страдает, поскольку страдать особо нечему.
Простой пример:
«с холостяцкими запахами несвежей пищи и пыли»
(«Один в зеркале»). Заменим холостяцкий запах на барачный, общежитский, столовский – что изменится?
По большому счёту тропы у О.С. делятся на две категории: а) мертворождённые; б) бывшие в многократном употреблении.
Первые отличаются замысловатой вычурностью, а потому озадачивают всерьёз и надолго:
«Стеклянистое тело мегамаркета напоминало теперь теорему, покончившую с собой из-за отсутствия доказательства»
(«Лёгкая голова»). По счастью, к сюрреальным высотам О.С. поднималась редко.
Вторые множатся, как банки с супом «Кэмпбелл» в одноимённом буржуйском шедевре:
«Саня Весёлый, когда-то смешивший всех своими обезьяньими выходками, а теперь действительно ставший как печальная больная обезьяна»
(«Один в зеркале»).
«Вера Андреевна, похожая из-за частых родов на печального больного кенгуру»
