Литературная Газета, 6474 (№ 31/2014) - [51]

, – любила она повторять про себя цветаевскую строчку. Вон она тянется к нему, но река не отпускает его. Он кричит, но Настя не слышит. И он кричит снова и снова. И чувствует на своём плече руку – его трясут, ему говорят:

– Ну, что с тобой? У тебя что-то болит? Ну, проснись же!

Он проснулся. Его разбудила Елена, прибежав из своей комнаты. В ночнушке. Встревоженная. Включила настенную лампу.

– Ты звал Настю… Что с ней?..

– Не знаю.

– Так позвони. Узнай.

– Я звонил. Её нигде нет.

– Как это нет?

– Она отключила телефон.

Елена помолчала, всматриваясь в лицо мужа.

– Вы с ней поссорились? Ты её так любишь?

– Я люблю тебя.

– А зовёшь её.

– Потому что не знаю, что с ней.

– Значит, любишь.

Не стал возражать Влад. Признался:

– И без тебя, и без неё я теперь не представляю своей жизни.

– Так не бывает.

– Значит, бывает.

Елена вздохнула.

– Из этого следует только одно: у нас наступают тяжёлые времена.

...Она понимала – Влад не может от неё уйти. Для него это всё равно что – уйти от самого себя. От прожитой вместе жизни. Обессмыслить её. То есть – убить себя. И не только себя. Зная всё это, она никогда не ревновала Влада ни к его журналистской работе, не знавшей выходных, ни к увлечениям людьми, которым он помогал в трудных ситуациях. Однажды в юности, приняв Влада таким, она не пыталась его переделать. Вникая в его лихорадочно-конфликтную жизнь, никогда не навязывала своего мнения, лишь обозначая его. Не ревновала она Влада и к Насте, потому что в этой его привязанности видела привычную для него страсть – «делать чью-то судьбу». Обычно – страсть непродолжительную. Похоже, в этом случае Елена ошиблась.

У Влада же сейчас было ощущение, будто он заново открывает самого себя… Никогда, ни при каких обстоятельствах ему не приходила в голову мысль о возможности другой семейной жизни. Другая жена? Другая дочь (или – сын)? А куда деть всё то, что уже есть? В архив? Нет такого архива! Есть душа, а в ней всё пережитое живо, пока жив человек. Так думал журналист Степницкий до сегодняшней ночи, когда оказалось, что в его душе возникло место для Насти. Без которой ему плохо. Очень плохо! Так плохо, что он признался в этом Елене. Женщине, с которой прожил тридцать лет и без которой не представляет своей жизни. Как совместить их, этих двух женщин, в одной душе?

…А на следующий день утром, когда Влад допивал у окна свой кофе, разглядывая бегущие к школе фигурки с ранцами за спиной, запел его мобильник. В это время ему мог звонить только юрист Сидякин. Нет, это был не он. В трубке звучал голос Насти – звучал издалека, из какой-то другой вселенной. Пожалуй, почти так оно и было – Настя звонила, сквозь плохую слышимость, из деревни Цаплино, где третью неделю жила у родителей.

– Тут нехорошие новости… Помните (она опять перешла на «вы») соседа нашего, Семён Потапыча, он вам про местные безобразия рассказывал?.. Умер. От инфаркта.

Влад вспомнил щуплого старичка в совиных очках и поношенном пиджаке, дом с цветочной клумбой у крыльца, книжные полки с портретом Достоевского и пожелтевшие вырезки статей – его, Степницкого, статей – на круглом столе под абажуром. Старик коллекционировал публикации прошлых лет и писал сам в местные газеты критические заметки.

– К нему ночью какие-то громилы ворвались, порушили книжные полки, сожгли в печке его записи. А когда ушли, он к нам пришёл – с приступом. Я позвонила в райцентр, вызвала «скорую». Но он её не дождался…

– В полицию сообщили?.. Повод-то у громил какой был? Что они от Семён Потапыча требовали?

– Чтоб не слал по редакциям заметки… А он недавно в Москву статью отправил про нашего богача Ивантеева Помните его дачу с колоннами? Я вам её показывала, когда мы на реку ходили…

– Конечно, помню. Я всё помню. Почему не позвонила, уезжая? Что-нибудь с родителями?

– Потом объясню… И мобильник барахлил… В местную полицию обращаться бесполезно… Сделайте что-нибудь, ведь обидно за Семён Потапыча!.. Он же всю правду писал…

– И всё-таки, Настя, с тобой-то что случилось?.. Ты бросила училище?.. Почему?

– Нет-нет, там всё в порядке. Я же вольнослушательница и, наверное, скоро вернусь…

Она не успела попрощаться – связь прервалась. Влад стоял у окна с замолчавшим мобильником в руке, не зная, то ли пытаться перезвонить Насте и что-то ещё уточнить, то ли срочно сообщить юристу Сидякину о том, как соратники Валерия Власовича готовятся к выборам.

Сказал Елене, убиравшей со стола посуду:

– Нашлась… В деревне, оказывается… У родителей.

– Ну, вот видишь… Всё прояснилось. Или – почти всё...

Июль, 2014 г.

Теги: Игорь Гамаюнов , «Щит героя»

Великий поэт – великий денди

В филиале выставочного зала "Манеж" - «Домике Чехова» на Малой Дмитровке открылась уникальная выставка, посвящённая Владимиру Маяковскому: «Маяковский «haute couture» : искусство одеваться».

Речь здесь в первую очередь идёт не о рукописях или редких изданиях. Такая выставка практически проходит впервые. Здесь выставлены личные вещи великого поэта. Некоторые из них вошли в историю литературной жизни, хорошо известны читателям и поклонникам великого поэта. Конечно, его бунтарская «жёлтая кофта» давно стала одной из примет российского футуризма, она воспета в многочисленных книгах, посвящённых поэту. Гораздо менее известно, что Маяковский любил хорошие костюмы и знал в них толк.