Литературная Газета, 6470 (№ 27/2014) - [60]

К тому же здесь сохраняется не только память о грибоедовском семействе. Война 1812 года, прервавшая благоденствие усадьбы, декабристское восстание тоже отражены в экспозициях музея. Грибоедов не оставил записей об усадьбе своего дядюшки, и потому цитируют обычно воспоминания друга детства и соседа, Владимира Лыкошина: «Самый родственный дом был Хмелита»…

Последними частными владельцами «Хмелиты» были Волковы-Муромцевы, братья Николай и Владимир. Их воспоминания, фотографии из семейного архива, планы расположения комнат в доме и хозяйственных служб в усадьбе, нарисованные рукой Николая Владимировича, очень помогли в реставрации.

Знаменитые укоризненные слова о том, что мы ленивы и нелюбопытны, Александр Сергеевич Пушкин написал именно по поводу ушедшего в вечность Грибоедова и отношения к его памяти: надобно бы нам её ценить, узнавать, рассказывать, но вот не узнаём и не ценим… И эти слова были справедливы и оставались такими долгое время, но сейчас у нас есть – «Хмелита». Радостное место, где леность и нелюбопытство преодолены. Как во всяком хорошем музее, здесь всегда можно сделать открытие. Для автора этих строк открытием было акцентирование того обстоятельства, о котором я, конечно, читала раньше, но не придавала значения: комедия «Горе от ума» была рукописной , её такой Пушкин назвал, и это слово совсем не было случайным. Только когда передо мной на музейном стенде оказались и печатный экземпляр, опубликованный в Германии раньше, чем первое издание в России, и рукописные списки долгое время запрещённого в России «Горя…» – только тогда до меня дошёл смысл этой характеристики. Списков насчитывались многие тысячи (по словам Булгарина, до сорока) – впечатляет, пожалуй, побольше, чем самиздат.

В этих элегантных комнатах, просторных залах с высокими потолками давным-давно никто не жил – и всё же тут чувствуется жилой дух, человеческое присутствие. Большую залу на втором этаже арендовали для бала люди, увлекающиеся исторической реконструкцией. И выяснилось, что здесь помещается больше пар, чем могло показаться: так разумно организовано пространство. И здесь же, над входом, оставлен не заделанный штукатуркой широкий прямоугольник: свидетельство несчастья, постигшего «Хмелиту» в прошлом, и огромной работы, проделанной ради настоящего.

Теги: А.С. Грибоедов

Русские в 2014 году

Ф.Я. Алексеев. «Площадь перед Успенским собором в Московском Кремле»

Михаил Николаевич Загос­кин не забыт читателями: его романы время от времени переиздаются, и уж точно не из академического интереса. В классики современник Пушкина и Гоголя не зачислен, да и при жизни, несмотря на высокие чины, выглядел несановито. Внешне ничем не напоминал ни лощёного  вельможу, ни романтического героя. Между тем в год смерти Пушкина именитый писатель и директор московских театров стал действительным статским советником, что соответствовало воинскому званию генерал-майора.

Родом он из того времени, когда идеологи империи сперва побаивались сделать ставку на патриотизм: считалось, что это сужает роль самодержца - преемника Византии. Если адмирал Шишков произносил вдохновенные речи о России – это воспринималось как смелая крамола. Ситуация изменилась только в июне 1812-го, когда Великая армия Наполеона перешла Неман. Война 1812–1814 гг. пробудила всё лучшее, всё коренное, что успела накопить имперская культура с петровских времён. К этому багажу добавили фрески московской Руси – и получился символ веры простодушного патриотизма, которым проникнуты самые известные романы Загоскина. Свои убеждения он отстаивал и с оружием в руках. Вообще-то мешковатый, близорукий Загоскин по духу был сугубо штатским человеком – библиотечным, музейным. Но летом 1812-го он записывается в Петербургское ополчение, которое входило в корпус генерала Витгенштейна, оборонявший столицу от французов. 6 октября, при взятии Полоцка, едва не погиб. После тяжёлого ранения в ногу пришлось на несколько месяцев покинуть армию. Его наградили орденом святой Анны 4-й степени: "За храбрость". Можно было почивать на лаврах, да и ворога уже изгнали из России – но Загоскин вернулся в армию, участвовал в кампании 1814-го, служил адъютантом у генерала Фёдора Левиза. Все батальные сцены из его книг – оттуда, из настоящей большой войны. По надобности фантазия добавляла к реальным впечатлениям антураж старины далёкой, но без боевого опыта он вряд ли написал бы и про Юрия Милославского. «Вся Россия в поход пошла!» – вспоминал Загоскин годы походов. Для него важно, что именно вся Россия – заедино.

О Загоскине судят пренебрежительно: «беллетрист». Историческая романистика традиционно пребывает на обочине русской литературы. По устоявшемуся мнению, «Юрий Милославский», над которым иронизировал Гоголь, – детское развлекательное чтение, не более. Да, Загоскин умел писать занимательно и в потаённые катакомбы психологии не забредал. Любил успех, ревниво следил за тем, как раскупались переиздания его романов. Пробовал себя и в разных драматических жанрах – и по-мальчишески радовался аплодисментам, благо был директором Императорской труппы. Печалился, что дебютный роман – «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» – так и остался самым многотиражным. Даже табакерки с изображением сцен из «Милославского» шли нарасхват. Долго ждала читающая Россия своего Вальтера Скотта – и он явился в сюртуке театрального чиновника. Пушкин писал в «Литературной газете» о «блистательном, вполне заслуженном» успехе романа и вообще не поскупился на похвалы: «Добрый наш народ, бояре, козаки, монахи, буйные шиши – всё это угадано, всё это действует, чувствует как должно было действовать, чувствовать в смутные времена Минина и Авраамия Палицына. Как живы, как занимательны сцены старинной русской жизни!» Такая рецензия стоит дороже, чем перстень от императора, который Загоскин получил за того же «Юрия Милославского». Но «Аскольдову могилу» читатель недооценил, а ведь автор так надеялся завоевать честную публику тайнами Киевской Руси. Загоскин погоревал – и проявил находчивость. Нашёл композитора Верстовского, написал либретто – и опера «Аскольдова могила» собирала восторженную публику в Москве, в Петербурге, в Саратове... Снова – успех.