Литературная Газета, 6470 (№ 27/2014) - [35]

От расстройства переключилась на матч Голландия – Коста-Рика. Увлеклась и огорчилась ещё больше – малюсенькая центральноамериканская республика не сдавалась, до последнего дралась с бывшими колонизаторами (так голландцев назвал комментатор), а мы? Неужели дадим Донбассу превратиться в колонию какого-нибудь нового Аттилы?

Тамара МУРАТОВА

Теги: Украина , майдан , СМИ

Жизнь в слове

На конференции в Чехословакии

К 80-летию профессора Льва Скворцова, русиста-лексикографа милостью Божией, посмевшего рядом со словарями Ушакова и Ожегова поставить свой словарь русского языка, и великие не возразили, потеснились.

Август 1953 года шёл в ожиданиях. В марте умер Сталин. Перемены ощущались, но жизнь шла своим чередом. Школьники, окончившие десять классов, рассып[?]лись по институтам Москвы. Поезда выбрасывали на перроны смельчаков из разных концов страны, жаждущих грызть гранит науки.

В скверике филологического факультета, под строгим вниманием скульптур Герцена и Огарёва, готовились к вступительным экзаменам те, кто хотел стать либо лингвистом, либо литературоведом. Конкурс был немалый: двадцать человек на одно место. Толпа абитуриентов, занявшая все лавочки и приступки под чугунной оградой, явно не умещалась в сквере и целиком заняла красивую лестницу в центре здания, ведущую в библиотеку. С первого взгляда было ясно: девушек большинство. Среди них много красивых. Наверное, потому, что юношей было явно меньше, они бросались в глаза, хотя ни статью, ни мужественностью не привлекали. Впрочем, я отметила нескольких. Среди них светло-русый, этакий русский добрый молодец. Почему-то подумала я, что если он поступит, то выберет лингвистику - так для меня внешний облик слился с возможной профессией. Он поступил.

Лев Скворцов, имя доброго молодца, родился 10 июля 1934 года в старинном русском городе Суздале. В 1949 году семья переезжает в Москву. В 1952 году золотой медалист поступает на модный физический факультет Московского университета. Год проучился с хорошими отметками, но с пониманием, что всё это не его. В 1953 году, без сожаления, оставил физику ради филологии. И ни на миг не пожалел об этом.

Отец и мать Скворцова были агрономы-полеводы. Любили книги и двум своим сыновьям передали эту любовь. Старший Борис семи лет пошёл в школу. Он любил учить уроки вслух. Лев на слух ловил многое и в четыре года уже умел читать и писать. В пять лет родители записали его в суздальскую детскую библиотеку. Быстро прочитывал книжки, буквально глотал их.

Сегодня Скворцов вспоминает, как однажды к ним в дом зашёл солдат чехословацкого корпуса, тогда формировавшегося в Суздале под руководством генерала Сво́боды, и увидел маленького ребёнка, читающего книгу. Солдат, бывший в Чехии сельским учителем, не поверил своим глазам: малое дитя читает?!

– А ну, давай мне вслух, – и показал, откуда нужно читать. Мальчик так бойко и быстро читал, что солдат поразился.

– Я никогда не видел, чтобы дети столь рано начинали читать, – сказал он матери маленького Льва.

В тот день, когда я впервые увидела Льва Скворцова в скверике филологического факультета, он не готовился к экзаменам, его вопрос уже был решён: золотой медалист, плюс две грамоты, полученные им ещё в школе на олимпиаде по русскому языку. Лев просто перенёс свои документы с физического факультета на филологический. Но ему было интересно посмотреть, кто поступает на филфак.

Наш курс, где Лев и я проучились с 1953 по 1958 год, дал немало ярких специалистов-филологов. Среди них известные литературоведы: Валентин Недзвецкий, Элла Венгерова, Святослав Котенко, Анатолий Карпов, Ирина Усок и блестящие лингвисты: историк языка Игорь Улуханов, лексиколог по заимствованным словам Леонид Крысин, орфограф Владимир Лопатин. И наконец, Лев Скворцов – сегодня его называют патриархом отечественного языкознания.

Не будучи в ряду преуспевающих ни литературоведов, ни лингвистов, я посещала семинар гениального Николая Ивановича Либана, бывшего всего лишь старшим преподавателем, перед которым робели понимающие его особую значимость академики и профессора филологического факультета. Видела в самом Либане образ, достойный понимания: прежде всего нужно выявить в себе предназначение и следовать ему. Для меня предназначением было собственное творчество, но оно, конечно, не могло стать предметом изучения, рядом с Лермонтовым и Чеховым, посему занималась я литературоведением, поэтами-романтиками 30–40-х годов ХIХ века, и без претензий на что-либо обожала в лингвистике листать, перечитывать, вчитываться в словари. Словарь Сергея Ивановича Ожегова замусолила, отыскивая синонимы:

"белиберда – вздор, бессмыслица, чепуха",

«нападки – придирки, обвинения»,

«остервенелый – неистовый»,

«прерогатива – привилегия, исключительное право» и т.д.

Тот, кому знакома пристальная любовь к чтению словарей русского языка, поймёт, что такое чтение приятно, успокаивает нервную систему и полезно. Я бы сказала, развивает мускулатуру грамотности. Но это для дилетантов, а Льва Скворцова словари захватили и стали профессией.

С первого курса, в дни летних каникул, Скворцов участвовал в длительных диалектологических экспедициях (по академической программе русского диалектологического атласа) в Вологодскую и Архангельскую области, а на старших курсах даже руководил студентами из педагогических институтов Подмосковья. Дипломную работу по лексике «Изборника Святослава 1073 года» он писал под руководством К.В. Горшковой. Видимо, тогда и зародился, а в дальнейшем укрепился и расширился его интерес к русской лексике, к проблемам лексикологии и лексикографии.