Литературная Газета, 6456 (№ 13/2014) - [13]

Презентация нового издания прошла в Московском пресс-клубе ЦДРИ. Выступали поэты и прозаики, принимавшие участие в вышедших номерах. Была развёрнута выставка картин, посвящённых А.П. Чехову и чеховским местам, автора журнала, заслуженного художника РФ, члена-корреспондента Российской академии художеств Владимира Галатенко.

Соб. инф.

Теги: Человек на земле , альманах

Как это по-русски?

Наши читатели продолжают трудиться над переводом иностранных заимствований, которые имеют иногда и забавные, но полные аналоги в "великом и могучем". На сей раз в роли переводчика выступает Виктор Красавин .

Миллениум - тысячелетие

Трейдер – торговец

Шредер – кромсатель

Маклер – посредник

Менеджер – организатор

Тему продолжает  Елена Чебоксарцева

Утилитарность – полезность, пригодность

Сенсибилизация – чувстви­тельность

Ну и напоследок –  наши «пять копеек».

Промоушн – продвижение

Холдинг – группа компаний

Дистрибьютер – оптовик

Груда на груду

Виталий ПЕСКОВ

Название дискуссии - "Взгляд на русскую литературу 2013 г." – почему-то вызывает в памяти не знаменитые очерки Белинского, а малоприличный анекдот: «Прапорщика спросили: о чём вы думаете, глядя на эту груду кирпичей?»

Ответ его был столь неожиданным, что мы лучше ограничимся очевидным соображением: груда кирпичей может быть как руиной, оставшейся от некогда величественного строения, – всё проходит, это тоже пройдёт, – так и полем деятельности: э-ге-гей, силикатный подвезли, хватай носилки, кончай простой!

* * *

В статьях В. Ганичева и М. Замшева обозначена важная проблема: да, мы имеем две литературы вместо одной. Как в сказке про злую падчерицу и добрую дочку. Падчерица – это наша актуальная литература, допущенная до премий и выставок, дочка – не допущенная неактуальная (по какому-то роковому совпадению являющаяся одновременно и традиционной русской, патриотической). Мачеха – Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям, а отец – наверное, сам русский народ, посадивший себе на шею кучу либеральных комиссий.

Ну, если проще, то та литература, которая сейчас в книжных магазинах, она не русская. Не в том смысле, что написана евреями (хотя в этом тоже), а в том, что в ней нет того, что делает литературу русской, – национального характера, системы ценностей, культурного кода. Повадки русской нет.

Русский человек любит поблагодушествовать, а она, литература, кривится в скептичной ухмылке. Русский человек любит ясность – она сложна. Русский человек серьёзен – она иронична. Русский человек стыдлив – она навязчиво похотлива. Русский человек не боится драки, но не силён в диспутах; литература, напротив, дорожит собою до судорог, зато неудержима, когда точно известно, что бить не будут. Русский человек любит природу, литература – внутренний мир. Русский ценит свободу, волюшку, чтоб, значит, было где развернуться, а она – внутреннюю свободу, при которой никакая волюшка не нужна, потому что если у тебя внутренняя свобода есть, ничего больше можешь не делать. Ну и главное отличие: вся русская литература – про нравственность. Актуальная литература – не вся.

Почему так сложилось, уже, наверное, и не важно. Важно другое: что будет, когда всё это закончится? А заканчиваться начинает прямо сейчас.

Представим себе: актуальные литераторы частью перековались, частью отправились в горькое изгнанье, частью запили и стали писать в стол, ну то есть на жёсткий диск. А в магазинах что продавать? И вот тут, погромыхивая цепями и тускло отсвечивая строгими бельмами, подымаются из своих скрипучих гробов заживо погребённые. Вера Галактионова, Александр Трапезников, Николай Ивеншев и прочие, перечисленные коллегами Ганичевым и Замшевым русские писатели из параллельного, лучшего, чем наш, мира.

И..?

В сказке добродетели скромной дочки вознаграждены, но на то это и сказка, а что в жизни? Можно ли пускать её к читателю во дворец, не покажет ли она себя неуклюжей дурочкой, за которую краснеть и извиняться придётся?

Обнаружат ли Вера Галактионова, Александр Трапезников, Николай Ивеншев и прочие тот могучий потенциал, который охотно дорисовывало нам наше воображение, пока русская литература пребывала в таинственном полумраке, в загадочной тени?

А то ведь бывает всякое. Вон, пока великий и прекрасный Михаил Борисович Ходорковский томился в темнице, многим казалось – ну, только он выйди, только стряхни мох плечиком молодецким... Сразу всё будет – и жизнь, и счастье, и президент готовый! А вылетел джинн из бутылки – и что? Пшик[?]

Как-то я побаиваюсь, размышляя об этом.

Да точно ли у нас две литературы? Может, две по ноль пять? Или по ноль три? Или две по сто пятьдесят?

Как у нас грамматически неправильно говорят, «две калеки».

«Актуальной» не хватает «чувства под собою страны» и как следствие – натуральности, искренности, естественности. Она перепроизводит саму себя – то бишь литературу, литературность, а к чему эти литература с литературностью приложены, неизвестно. К тому, чтобы получалась литература. А зачем?

– Что за дурацкий вопрос – зачем… Разве на него можно ответить! Вот ты зачем живёшь?

– Да, конечно. Я живу, чтобы вырастить сына и дочку.