Литературная Газета, 6453 (№ 10/2014) - [10]

Юрий Бондарев положил начало той литературной линии, когда о войне пишут без излишнего пафоса, без звенящих, как горох в пустой кастрюле, реляций-агиток, без мучительно лживой проверки каждой страницы на соответствие политическому заказу и ангажированным историческим трактовкам. И «Юность командиров», и «Последние залпы», и «Батальоны просят огня», и, конечно же, подлинная вершина русской словесности – «Горячий снег» – это война глазами очевидца, глазами того, кто смотрит на театр военных действий не с командного пункта, а сверяет свою жизнь по окопным часам. Глазами того, чьи сутки делятся не на утро, день, вечер и ночь, а на время до и после боя. Иногда Бондарева упрекали: «На войне так не бывает. Выдумки…» В этой контроверзе как раз и заключается смысл одной из ключевых компонент реализма в литературе. Подлинный писатель-реалист, к коим Бондарев, несомненно, относится, показывает жизнь такой, какой она была и могла бы быть на самом деле, а не такой, какой она должна бы была быть согласно чьим-то опосредованным представлениям и домыслам. Реалистическая литература – это не только художественное воплощение действительности, но и обобщённый личный и чужой опыт, не натуралистическое скрупулёзное описание событий и фактов, а путь к правде через художественные образы. Военная проза Юрия Бондарева – яркое подтверждение вышесказанного.

Когда я в детстве смотрел старые фильмы о войне, заканчивающиеся торжеством Победы, у меня всегда замирало сердце: а что же будет с победителями дальше, не случится ли с ними чего-нибудь плохого? Так не хотелось, чтоб это плохое случалось, так надо было мне, пацану 80-х, чтобы хрустящая солнечная тишина того победного мая ничем больше не омрачалась. Увы. Так не бывает – ни в жизни, ни в литературе. Жизнь фронтовиков в послевоенное время – одна из основных тем прозы Юрия Бондарева. Разговор, начатый о ней в романе «Тишина», писатель продолжает и по сей день, каждой своей страницей утверждая, что после окончания военных действий для людей начинают действовать законы любви. И только в такой последовательности есть правильная, если угодно, божественная логика. Преимущество мирной жизни, её единственность и неповторимость – для прозы Бондарева почти правило. И оно вытекает не из сомнительного в своей основе и морально неопрятного пацифизма, а из того, что писатель воочию видел ужас войны и чётко усвоил, что напоминать о ней нужно только для того, чтобы в конце концов забыть и никогда к ней не возвращаться. Как этого ощущения не хватает тем, кто выходит на всякие майданы и для кого цена человеческой жизни равна одному «коктейлю Молотова». Советую читать и перечитывать Бондарева этим горе-революционерам. Может быть, они станут чуточку счастливее и поймут, что майданами не восстановишь утраченную внутри себя гармонию.

Бондареву удалось создать в своих прозаических произведениях уникальный образ интеллигента. Последнее время слово «интеллигент» как-то у нас утекло в сторону деятелей Болотной площади, то орущих с трибуны что-то из репертуара карикатурных персонажей Достоевского и Лескова, то пробегающих, тряся всеми частями одежды и тела, перед ОМОНом. Интеллигент у Бондарева это, с одной стороны, человек – не твердолобый и даже не всегда убеждённый, а мятущийся, ищущий, с другой – система его внутренних и внешних ориентиров построена на нравственной основе. И если в ней происходит сбой или слом, герой сам отвечает за это, сам это искупает, не обвиняя ни в чём ни обстоятельства, ни окружающих, ни, как, увы, модно в России во все времена, государство и власть. Таков Крымов из «Игры». Таков Демидов из «Бермудского треугольника».

Бондарев – писатель московский. Он не мыслит себя без сплетения улиц и переулков, без замоскворецких заснеженных крыш, без майской сирени на бульварах. Он очень болезненно воспринял, когда, пав жертвой коммерческого градостроительства, город в 90-х стал терять свою патриархальность. Но ту Москву, куда приехал семилетним мальчиком в 1934 году и где прожил всю жизнь, уезжая и неизменно возвращаясь в неё, он запечатлел в своих книгах такой, какой её полюбил. И это тоже одна из писательских правд: спасти от исчезновения то, что любишь, поместив в непроницаемое для времени хранилище слов.

Долгую жизнь Юрия Бондарева прошили двумя нитями справедливость и несправедливость нашего времени. И через всю жизнь он пронёс уверенность в том, что справедливость рано или поздно восторжествует. Живите долго, Юрий Васильевич! С юбилеем!

Максим ЗАМШЕВ

Теги: Юрий Бондарев

Убеждение, а не «позиция»

6 марта исполнилось бы 85 лет Анатолию Петровичу Ланщикову. Он служил офицером, работал учителем средней школы. В 33 года избрал нелёгкую стезю литературного критика, а в последнее десятилетие жизни чаще выступал в жанре политической публицистики. В 60-90-е годы XX века Ланщиков стал одним из наиболее читаемых литературных критиков. Кому-то может показаться, что те споры отбушевали и ушли в прошлое. Но, перечитывая сейчас работы Ланщикова, видишь, насколько в пору так называемого застоя люди мыслили масштабнее и точнее, чем в нынешнее неустойчивое время. Насколько слово Ланщикова, касалось ли оно Чернышевского и Толстого или его живых современников – Астафьева, Рубцова, Жигулина, вскрывало жгучие вопросы современности и было обращено с точным прогнозом в будущее. В своих порой открыто дискуссионных размышлениях о движениях художественной мысли, о творчестве Ю. Бондарева, В. Белова, В. Шукшина, В. Астафьева, В. Быкова, Ю. Казакова, А. Битова, В. Аксёнова и других критик затрагивал самые актуальные проблемы советской литературы.