Литературная Газета, 6439 (№ 46/2013) - [51]

Но в красных туфлях парусиновых,

В лосинах и в короткой юбке –

Не ревновать? – к мужчинам, к прошлому...

Она была моей ошибкой,

Плохая – но всегда хорошая.

Я не мечтал её исправить,

Свои поступки не оправдывал.

Мы просто вместе шли по краю

Воображаемого кратера

И обрывались, пусть нечасто, –

Рабы пустых моральных принципов...

Из всех, с кем я бы мог быть счастлив,

Она всегда была единственной.

Как странно – нить воспоминаний

Унизывать долгами прошлыми:

Невозвращаемое снами,

Плохое – но всегда хорошее...

Я, видимо, остался прежним:

Мне спрятать хочется, под пальмами,

Свою разнузданную нежность

В её не-марианской впадине...

Наверное, иная смелость

Есть в тех, кто смеет быть порочными;

Мы продолжаем жить в пределах

Своих олимпов заболоченных.

Но временами – в мой, обширный,

Доносится вопрос из прошлого:

Не я ли был её ошибкой, –

Плохой, но, в сущности[?]

Тайны брюхоногих моллюсков

Морская ракушка – ракушкой становится после

Того, как моллюска, живущего в центре, убили.

Вот так в языке без костей – появляются кости.

Вот так появилась рапана у Лёльки в Сибири.

Давно утекло мохнолапое куцее лето.

Седеющих дней полином становился короче.

А бабочки всё вылетали из рёберной клети,

И горькие волны жгли щёки, особенно ночью.

Курортный роман почему-то считают банальным,

Как будто есть разница – где познакомились люди.

Ведь каждый счастливый сюжет продолжается в спальне,

И каждый герой понимает: финала не будет.

Зима заметала следы и утюжила память.

Зачитанных писем гербарий казался унылым...

Синицы в руках оставались на редкость упрямы,

Им нравились молотый кофе, верёвка и мыло.

...Взглянув на неё из заснеженных окон вагона,

Я сразу подумал: такие бывают лишь в сказках.

А после, уснув под колёсные стуки на сгонах,

Увидел во сне новостройку её Мухосранска,

А там – небольшую квартиру с рогатой рапаной

И тонкое Лёлькино ухо, прижатое плотно –

В попытке услышать далёкий прибой океана

И голос, зовущий всегда оставаться свободной...

* * *

...Если бы мне захотелось в него войти, –

В дом, а за домом сад, а за садом лес, –

То ни болезни, ни тысячи миль пути

Не удержали б...

Усталый, обросший весь,

Я бы ввалился: небритостью, наждаком

Голоса – вмиг распугав язычки огня

В печке, с флажками висящих над ней носков... –

В дом, где пятнадцать лет как не ждут меня.

Теги: Георг Чёрный

Иная оптика

Хамид ИЗМАЙЛОВ: 

"С возрастом становишься разборчивей в своих пристрастиях и чаще предпочитаешь перечитывать, чем читать наново[?]"

«ЛГ»-досье

Родился в 1954 г. в г. Токмак Киргизской ССР. Автор более тридцати книг поэзии, прозы, переводов. Пишет на нескольких языках. Живя последние восемнадцать лет в Лондоне, больше известен в англо- и франкоязычном литературном мире, нежели в России. Роман «Железная дорога» завоевал несколько премий в Британии и США. Является почётным писателем Всемирной службы Би-би-си.

- Вы были собственным корреспондентом «ЛГ» по Средней Азии. Какими судьбами оказались в Лондоне?

– Частично именно потому, что я был корреспондентом «Литературной газеты». То был 1992 год – довольно смутное время, самый пик развала (если можно совместить эти несовместимые слова) Советского Союза. Каждый мой критический материал воспринимался местными властями как саботаж (при мягком раскладе) или шпионаж в пользу России (при жёстком). Меня непрерывно вызывали то в Министерство юстиции, то в Министерство внутренних дел, то в прокуратуру, и даже открыли дело. А когда журналистов стали просто-напросто избивать, когда мой водитель стал замечать, что за нашей машиной постоянно следует «хвост», я с женой уехал в Москву, где мы прятались по квартирам друзей, а дочь осталась со своей бабушкой и присылала нам письма, чтобы мы не приезжали за ней, поскольку, как она писала, прокуратура каждый день приходит, спрашивая обо мне.

На нашу московскую квартиру было нападение, поэтому нам ничего не оставалось, как выехать за рубеж – во Францию, к друзьям, на три месяца, которые обернулись сначала годом, а теперь уже вот восемнадцатью годами в Лондоне. С тех самых пор меня не печатают в Узбекистане.

– Как живётся в Англии русскому писателю? Выходят ли книги? Переводятся ли? Есть ли читатели?

– Меня очень трогает, что вы называете меня русским писателем. Особенно сейчас, когда принадлежность к русскому этносу, культуре или литературе всё больше и больше определяется по внешности и цвету волос. Да, действительно огромная часть моей если не души, так работы приходится на русский язык, на русскую литературу. Хотя в той же мере я считаю себя и узбекским писателем, а теперь уже понемногу и британским. Русские свои книги я публикую в России – в толстых и нетолстых журналах, узбекскую литературу размещаю в интернете. А то, что переводится или пишется по-английски, – печатается здесь. Надо сказать, что британцы, в отличие от многих других, – народ медленной, но прочной и долгой любви. Скажем, когда я жил во Франции, в первый же год я стал публиковаться и в «Галлимаре», и в «Харматане», и многих других издательствах. Но для того чтобы опубликоваться в моём первом британском издательстве – «Рэндом-Хаусе», мне понадобилась уже дюжина лет. Зато в читатели это даёт тебе уже чуть ли не полмира.