Литературная Газета, 6437 (№ 44/2013) - [28]

По издателям и распространителям информационной продукции тоже нанесён удар. Никто из них и не скрывает, что знак 18+ они ставят лишь в крайних случаях. Почему? Да потому, что в таком случае придётся делать специальную упаковку и выделять специальное место для продажи. Проще отказаться от подобной книги. Тем более что охотников порассуждать перед камерой о нравственности, идейной составляющей творчества, моральном выборе автора и его ответственности перед обществом всё больше с каждым думским сезоном.

Книжный рынок тесен, а потому неизбежна цепная реакция: узнав об отказе одного продавца, за ним последуют другие. А особо осторожные, если такой товар присутствует у издателя часто, могут просто отказаться от работы с ним, обрекая последнего на огромные убытки и разорение.

Увы, но высказанные опасения – это не сгущение красок. Статья 16 вводит прямой запрет на присутствие в радиусе 100 (!!!) метров от границ организаций, занимающихся образованием, развитием, досугом и лечением детей, мест распространения информационной продукции, запрещённой для детей, хоть в специальной упаковке, хоть без. Говоря простым языком, любой книжный киоск, кинотеатр, театр, интернет-кафе и даже почтовое отделение или библиотека со взрослым абонементом могут оказаться под угрозой закрытия, если расположены рядом с какой-нибудь детской организацией. По степени общественной опасности продавцов книг приравняли к продавцам алкоголя. Только вот пагубное влияние алкоголя очевидно всем, даже людям пьющим. Другое дело информация – ни формулой не опишешь, ни влияния её пагубного на организм однозначно не докажешь, потому как хуже нет для доказательств, когда субъективно да индивидуально.

Наличие этой странной статьи 16 позволяет и во всеуслышание о борьбе за духовное здоровье детей заявить, и лазейку себе обеспечить. Приглянулось здание книжного магазина для расширения собственного бизнеса? Зарегистрируйте поблизости кружок кройки и шитья и идите к друзьям в прокуратуру с заявлением. Учитывая плотность застройки в крупных городах, специфику любого Дома культуры, где днём идут занятия с детьми, а вечером показывают кино, многофункциональность административных зданий, особенно в малых городах и сёлах, просто страшно до чего можно дойти.

Статья не только абсурдна с точки зрения здравого смысла, но и входит в прямое противоречие с Основами законодательства о культуре и с Законом «О библиотечном деле», содержащих прямую норму о приоритете прав граждан при получении библиотечного обслуживания над правам государства и любых организаций, в том числе и детских. Если законодатель решил защищать от информации путём лишения самой возможности её получить, то путь выбран верный, а главное – кратчайший для зачистки территории от «неудобных» и «неформатных» театров, книжных магазинов, библиотек – рассадников и пропагандистов аморальщины и безнравственности, как, видимо, искренне считали и считают большинство депутатов.

Клеймо запрета

Возможно, сторонники запретов обвинят меня в доведении ситуации до абсурда. Ткнут пальцем в статью 1: вот же закон признаёт существование информационной продукции, имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность, оборот которой выделен в особую сферу. При первом прочтении кажется, вроде как классикам послабление вышло. Не будут их книги на экспертизу таскать да в плёнку закатывать, а то ведь неудобно как-то за Пушкина да за «Вильяма нашего Шекспира». Но если отстраниться от великих имён и рассуждать логично, то какая по большому счёту разница, когда и кем произведение создано, классика это или новомодная литературная поделка, если информация, в нём содержащаяся, отвечает всем признакам категории 18+, т.е. запрещено для детей. Если уж мы говорим о законе, давайте вспомним и о равенстве всех перед ним. Почему Пушкину А.С., жившему несколько столетий назад, можно наносить вред, а нашему современнику, молодому писателю Пушкину А.А. – нет? Речь-то в законе идёт об информации , а никак не о личности её создателя.

Некоторые особо въедливые юристы при буквальном прочтении закона отметят, что согласно [?] 3 п. 2 ст. 1 ценность представляет не информация, а то, на чём она зафиксирована. Да и впрямь, ну сколько их по миру первых изданий Данте Алигьери, например? Они и без закона в музеях да частных коллекциях хранятся. А вот почему из-под его действия не были выведены информационные продукты учебного или просветительского характера, поистине загадка. Отсутствие данного положения создаёт реальную угрозу, что та же литература о сексуальном просвещении детей и подростков, благодаря бдительности депутатов и деятелей из какого-нибудь уральского родительского комитета, уже требовавшего запретить то одно то другое, никогда не дойдёт до тех, кому она предназначена, ну разве что её вручат в виде подарка у дверей загса.

Государство давно махнуло рукой на книжную отрасль, видимо, записав её в отмирающее наследие прошедших веков. Даже для обсуждения и выработки рекомендаций по применению закона не был приглашён ни один издатель. Государство, не определившись с идейными ориентирами, не стимулируя создание нужного ему информационного продукта, активно вмешивается в сферу распространения лишь из опасения, что какая-то информация может быть небезопасной для ребёнка.