Литературная Газета, 6428 (№ 35/2013) - [46]

Но на этом сага «Русский крест» не заканчивается – впереди ещё две книги.

Анна АРТЁМОВА

Да здравствует талант!

Знаки судьбы - дело тонкое. Чаще всего люди, занятые повседневностью, их не замечают, а кто замечает, без труда может понять, что каждый знак многозначен, имеет смысл и предназначение. О чём это я? А вот о чём: пять раз в разные годы прилетала на Сицилию, итальянский остров, знаменитый действующим вулканом Этна и[?] мафией. Пять разных Сицилий прошли через мою жизнь. Что бы это значило?

1. Шипы без розы и роза без шипов

В начале 70-х двадцатого века молодые поэты шли по набережной Палермо. Нас было двое, плюс переводчик, посланцев от иностранной комиссии Союза писателей СССР, для участия в конкурсе. Предстояло читать свои стихи и, если повезёт, получить какой-нибудь одобрительный знак: грамоту, например. Конкурс назывался "Роза Петрарки", в нём должны были участвовать поэты из разных стран, вплоть до Китая и США.

Мечтать о победах не было особых оснований. Русского языка не предполагалось. Синьор Лентини – организатор и председатель жюри конкурса сообщил, что конкурс устроен для развлечения постояльцев отеля, где нас поселили, и призы конкурса весьма условны. Незнание русского языка – не помеха, нужно лишь красиво читать свои стихи.

Ни на что не рассчитывая, любовались мы Палермо, древнейшим центром искусств и культур.

Первые люди жили на месте Палермо ещё в верхнем палеолите. Сицилийская поэзия зарождалась именно здесь.

На осенней набережной торгуют зрелыми фруктами в таком изобилии, какого мы, советские люди, до сих пор не видели. Набережная пустынна. Один фрукт, неизвестный нам, особенно привлёк внимание: продолговатый, как спелая груша, розовато-жёлтый, в пупырышках.

– Фейх оф Индия,– пояснил наш переводчик слова торговца, – нечто среднее между ананасом и грушей.

Очень хотелось попробовать. Один фунт этого фрукта, по штуке на каждого из нас, стоил недорого. Я, широким жестом, отдала часть суммы, выделенной мне на командировку нашим Союзом писателей. Все трое схватили каждый по фрукту, не слушая того, что говорил нам торговец, протягивая плоды на бумажной тарелке. Вонзили зубы в привлекательную мягкость плода.

О, ужас! Множество острых иголок вонзилось в наши губы и щёки. Оказывается, торговец, продавая плоды, предупреждал, что их нужно очистить, прежде чем есть. Боль была нестерпима. За полчаса нам всё же удалось освободиться от иголок. Я чувствовала себя неловко от того, что так неудачно угостила спутников.

Этим же вечером начался конкурс «Роза Петрарки» в саду отеля, где собралась, на мой взгляд, шикарная публика: мужчины в чёрных костюмах и дамы в меховых накидках, несмотря на жару.

Конкурсантов было человек пятнадцать, и за два вечера все выступили. Жюри, председателем которого был синьор Лентини, объявило результаты.

Третью премию, диплом и значок в образе серебряной розы, получил испанский поэт Хорхе Хусто Падрон, тёмноволосый красавец, сердцеед.

Вторая, со значком золотой розы, досталась американцу Лоренсу Ферлингетти со стихами, похожими на автора, абстрактными, скучными и самовлюблёнными.

Первую премию, настоящую розу на длинном стебле без шипов, вынесли мне. Роза цвета тёмного бордо была огромна и прекрасна. Я её не ждала. Стояла растерянно. Под аплодисменты, как победительница, читала «Я помню чудное мгновенье» Пушкина, понимая, что никто всё равно не знает русского языка, пусть наслаждаются гениальной музыкой пушкинского стихотворения.

– Ты огорчена? – спросил синьор Лентини, посадивший меня между собой и нашим переводчиком.

– Счастлива...

– Роза через два дня завянет. Её придётся выбросить. Видишь, в руках у меня коробочка – в ней эквивалент твоей настоящей розы, брошь из белых сапфиров. Береги её. Это твоя первая иностранная премия, не так ли?

Берегу по сей день. Она впрямь более похожа на брошь, чем на премиальную награду. Хоть бы нацарапали на ней название конкурса «Роза Петрарки».

– Что ты хочешь увидеть здесь, на Сицилии? – спросил меня синьор Лентини. – Выполню любое желание.

– Мафию.

Ничто более интеллигентное не пришло в мою разгорячённую голову.

Он удивлённо посмотрел на меня. Простёр руку в парк, на публику.

– Вот они, перед тобой. И я тоже.

Может, мы неточно понимаем слово «мафия»? – подумала я тогда.

2. Кармелло

Никому в Москве я своей премией не хвасталась. Мой спутник, не получивший премии, тоже помалкивал. Переводчику мы оба не нужны. Будучи в стороне от литературных групп, я не интересовала журналистов. Но факт моей победы, видимо, лежал в основе второй поездки на Сицилию. На сей раз предстояло лететь в другую часть острова, в город Катанию, туда, где Этна – самый большой из европейских действующих вулканов. Я увидела в иллюминаторе самолёта гигантскую чашу кратера, наполненную огнём, и ослепительную реку, вытекающую из кратера.

Нас было четверо. Один – известный в СССР специалист по итальянской литературе. Он сразу предупредил делегацию, что не будет нам переводить, потому что не является переводчиком, а сам литератор. Сделал, правда, исключение для главы делегации – одного из секретарей Союза писателей. Эти двое были привилегированной частью группы. Командировочные деньги на поездку находились у главы делегации. Он сообщил, что раздаст их утром следующего дня, потому что сейчас вечер, а по старинной примете (я о ней прежде не слыхала) вечером лучше не оперировать с деньгами.