Литературная Газета, 6385 (№ 38/2012) - [22]

Зато в этом качестве им упомянут Леонид Юзефович, автор романа "Журавли и карлики". В названии, очевидно, попытка аллюзии на известный античный памятник "Война пигмеев с журавлями". Но карлик - это не пигмей, это отклонение от нормы.

Признаюсь честно, большинство рассказов сборника осталось мной не прочитанными. Не хватило "молодых порывов гормонального происхождения" (это так писатель Быков выражается).

Мамед-Али САФАРОВ,

читатель

"Русский репортёр",

№ 30-31 (259-260).

P.S. От редакции. Добавим к мнению читателя впечатление известного блогера Александра Трубникова (Monfore): "Большинство этих людей - больны. Их писание - выписывание, выговаривание, выплёскивание своих болей, страхов, обид и досад. Возможно, им это и помогает, но мне однозначно - вредит. Давно в мою душу не плескали такого

количества личной дряни[?]

При всех перечисленных проблемах подборка "Русского репортёра" на удивление точна. Точна - как диагноз обществу, члены которого пробавляются выплёскиванием друг на

друга негатива и индуцированием тревоги, обиды, безумия. Общества без любви. Точность диагноза ужасает. Лучше бы я этого не читал. Зато теперь понимаю - за что не люблю

современную российскую литературу".

Путешествия на Олимп

Путешествия на Олимп

СЕМЬ НОТ

Два музыкальных вечера в сентябре оставили незабываемые впечатления: фонд "Музыкальный Олимп" пригласил в зал Чайковского выдающегося венгерского пианиста Андраша Шиффа, а с великим Аббадо и оркестром Люцернского фестиваля играла португальская пианистка Мария Жоао Пиреш. Каждое выступление Шиффа - событие. Впервые он появился в Москве на Конкурсе им. Чайковского в 1974 году. Его соперниками, если помните, были Андрей Гаврилов, Станислав Иголинский и другие воспитанники Московской консерватории. У меня от его конкурсных выступлений осталось впечатление особой вдумчивости пианиста, поразительной ясности его звука. Никто из его соперников так последовательно и впечатляюще не развивал заявленные качества в дальнейшем. Он - мыслитель. Настоящий, глубокий. У него не надо интересоваться, почему он включил в программу то или иное произведение. Это вполне понятно всегда тем, кто следит за творчеством пианиста. И в этот раз в зал Чайковского он привёз действительно олимпийские шедевры: сонату № 62 ми-бемоль мажор Гайдна, сонату № 32 до минор, ор. 111 Бетховена и сонату си-бемоль мажор Шуберта. Его не зря считают одним из лучших исполнителей Бетховена - какая захватывающая сила мысли, какое проникновенное прочтение последней сонаты композитора. Он был необычайно прост, строг и потрясающе, пронзительно музыкален. Заприметив на концерте молодого способного российского пианиста Дмитрия Аблогина, я поинтересовался его впечатлениями: "Гайдн и Бетховен у него - предисловие к Шуберту и были сыграны очень хорошо. Первая часть Тридцать второй сонаты показалась мне откровенно странной. Он играл её в преувеличенно сдержанном темпе, такое ощущение, что осторожничал. И даже не в техническом смысле, а в смысле темперамента. Возможно, у него нет в характере этого "кулака, грозящего небу". Вторая часть была замечательной, особенно в моменты pianissimo, в котором он один из самых больших мастеров. Но опять же она была сыграна немножко в другом ключе, чем мы привыкли. В ней были упоение, свет, даже какие-то гедонистические нотки, тогда как в моём представлении это строжайший разговор с Богом.

Интересно, что, отыграв две огромные и сложнейшие сонаты, он без перерыва и антракта начал В-dur"ную сонату Шуберта. И ещё, в качестве отступления: значительна сама концепция концерта - последние и величайшие сонаты трёх великих композиторов. Сонаты, как бы охватывающие всё.

В Шуберте Шифф погрузился в свою стихию. Всем его находкам сразу же захотелось подражать. Интересно, что ведь и Шуберт разговаривает с Богом, но совсем иначе, чем Бетховен. У Шуберта этот разговор личный и очень субъективный, а Бетховен словно за весь мир говорит[?] Шуберт исповедуется, Бетховен - служит. Изумительной и самой лучшей была вторая часть, сыгранная просто, без пафоса, с движением, в то же время строго и молитвенно. До сих пор она звучит во мне. Открытием было скерцо, которое Шифф сыграл так изящно и на таком pianissimo, что надо бы его за это расцеловать.

Финал он, думаю, нарочно связал с финалом сонаты Гайдна. Сыграл прекрасно, тонко, без преувеличений. Словом, Шифф как будто родился специально для Шуберта, что подтвердил и экспромт Es-dur, сыгранный на бис.

Потом я подошёл к нему за сценой, и выглядел он так, будто только вернулся из отпуска, а не отыграл три грандиознейшие сонаты подряд".

Мы все были гостями Андраша Шиффа, не все, к сожалению, благодарными. В партере в непосредственной близости от пианиста разместилась молодая мама с годовалым ангелом. Ангел вёл себя, как и положено: разговаривал, сопел, свистел. Ужас. Кто пропустил в зал эту даму? Неужели опытным служащим филармонии не пришло в голову, какой опасности они подвергают выдающегося музыканта? Надо возвратиться к правилам, запрещающим подобное присутствие. Для детей есть специальные программы. Вот пусть там и веселятся.