Литературная Газета, 6381 (№ 34/2012) - [15]

А назад-то как хочется!.. Да, боюсь, не назад[?]

И во снах всё бормочется про невиданный сад.

Льют там травы нетленные ту же самую песнь?..

Мой пустырь, друг смиренный мой, может,

сад этот есть?

* * *

Последний лист - не самый совершенный.

(Никто не знает, видит ли он сны.)

В своём раздумье он повис мишенью

Для времени неведомой длины.

Он весь в морщинах от дождя и ветра.

Последний лист давно уже не жёлт.

Он - дирижёра чуткая манжета.

Он - близость жеста. Он вот-вот зажжёт

Полёт зимы!.. Но пленником движенья

Зажат в скрижалях колеса времён.

Он замер в ожиданье дуновенья

Волшебной музыки бездумных шестерён.

* * *

Улица коня ярей -

Необъезженной резвится.

Оттепель, да в январе!

Оттепель, да катаница!

Ох, совсем не по поре

Старый ворон веселится!

Старый ворон щурит глаз,

Мокрым клювом шарит в перьях.

Старый ворон черномаз -

Отвернусь из суеверья!

Выступил на тротуар

Гравий оспенною сыпью.

Занемог от ног, от фар, 

Отдохнул бы, неусыпный,

Отдохнул бы до утра

Под картавинку капели,

В свете кротких фонарей.

Глянь, как кровли пропотели, -

Оттепель, да в январе!

* * *

[?]вот оно и произошло - блаженное касание

горячей ступнёй студёной почти нежилой половицы.

Благодарствую, дом, за искусственное дыхание.

Слава Богу - не снится[?]

Вот и кукушка[?] (кукушка и в городе?)

над прозрачною ночью, над буйством сирени повсюду.

Мой подоконник спросонья так холоден[?]

Кукушка-кукушка, ещё немного - и ты

превратишься в зануду

со своим кукушиным пророчеством[?] я без вопроса.

Ты испорчена, на тебя много людского спроса,

но ты успокойся[?]

на что мне их стая сорочья?..

Я одинока и простоволоса,

уже отправляюсь к туманной реке

с золотым паромом.

Его жёлтая охра от долгого солнца

пошла пузырями на рейке.

Туман пишет свою акварель по-сырому.

Я раздвигаю ветки прибрежных тугих черёмух.

Я побывала, - шепчу им, - в большой переделке

и стала почти что ремейком[?]

Только бы эти волны, вспугнувшие стерлядь

от самой лески

в приходящей и уходящей воде,

не вспугнули[?] (да разве спугнёшь кукушку

у моей занавески?)

Поющая, мне не важно - сколько,

зато мне известно - где.

* * *

Полюбила б я тихий жасмин,

Плач колодца под песню калитки,

Чай с лимоном, уютный камин

В украшенье ракушки-улитки.

Полюбила б я кроткий жасмин,

И ночник, и мерцанье лампадки,

И в подвале брожение вин,

Ореол абажурный, и грядки.

Полюбила б я нежный жасмин,

Целовала бы цвет недотроги.

Ворковала бы, тешилась с ним,

[?]Да репейник стоит у дороги[?]

Духовный водопой

Духовный водопой

Алексей Чипига

26 лет, выпускник Литинститута.

Живёт в Таганроге, любит море

и трамваи.

* * *

Что нас пасёт что нас спасёт

Что истину преподнесёт

О чём нас не учили в школе

Так это точно узнавать

В столбе из мотыльков и боли

Немыслимую благодать

В луче что падает отвесно

На хрупкий замысел цветка

В глазах над трогательной бездной

Что пахнет ужасом слегка

Нас не учили не любили

А может быть пренебрегли

Но мы-то мы-то не забыли

О знаках неба и земли

И вот рассеянностью детства

Узнали свадьбу туч и крыш

И что бессмертие в наследство

Зачем ты Господи молчишь

Но нет пусть дорожит догадкой

Любой кто говорит "люблю"

Где босоножки и скакалка

Там бедная моя считалка

Что не кончается однако

Пока с тобою говорю

* * *

А лето позднее, как долгий Карфаген,

Который всё же должен быть разрушен.

Он некрасивых мальчиков одел

В их длинную скучающую душу.

На остановке транспорта, где так

Порой бывает мило потоптаться, -

Какая мука! Свой покинуть сад

И вслед ему ранимо улыбаться.

Сосед по жизни с медленным лицом,

Ты помнишь эту песню без баяна?

Ещё в Эдеме пели мы её,

А нынче позабыли все куплеты.

Ещё трава таинственно росла,

Хотелось укусить высокий стебель,

И понял я тогда - до слёз - тебя,

И понял ты меня так безутешно.

И вот давай молиться и дышать,

Хоть нелегко на городском асфальте.

Полуразрушен Карфаген на карте,

А нам среди руин здесь ночевать.

Прости, прости, я знаю, я никто,

Бездельник глупый, петушок в конверте.

Но надо возлюбить до самой смерти

Людей кромешно злых - до одного.

* * *

Уголь горячих бессонниц

Горячих объятий

Для никого - в пустоту

В недостоинство речи

Нищенство слов сберегая пожухших

Шепча в невинность подушки

Полумонашье полудетское что-то

Краткую уязвимость

Поверяя тому кто сильнее

Боже мой вот и лето вот и лето

Окрик надтреснутый в полдень

Зовы пустынных оврагов

Пыль и песок в сандалиях пыль и полдень

И не знаешь зачем так трогает

эта фраза

Ящерка в синей тетрадке

Буковка в книжке для умных

Глупая буковка жалостная такая

Кануть бы в этот колодец

Ведёрком без звука

В тёмный колодец

На дне сиротливо мерцая

* * *

Вот и ты заболел

Катастрофою сердца,

Жалящим счастьем-бедою.

Вот и мужик заоконный

куда-то крестится,

На табуретке этого дня стоя,

Глядя на небо - место духовного водопоя.

ПЯТИКНИЖИЕ

ПЯТИКНИЖИЕ

Шарлотта Бронте.

Повести Ангрии.- М.: Астрель, 2012. - 476 с. - 3000 экз.

В  1836 году двадцатилетняя Шарлотта была учительницей в пансионе Роухед: к этой работе её обязывала забота о младших сёстрах. До написания знаменитого романа "Джен Эйр" оставалось десять лет, и безвестная молодая девушка, ещё совсем не писательница, чувствовала себя страшно одинокой среди своих не блещущих умом учениц, вдали от любимых, всё понимающих родных. Тогда и была написана боґльшая часть повестей о стране Ангрии, придуманной детьми Бронте и очень похожей на родной Йоркшир. Это ученические повести, ещё довольно вязкие и с неразвитым сюжетом, однако по ним очень хорошо видно, как учится создавать запоминающиеся образы будущий мастер. Быт и тонкости психологических отношений ангрийцев - это и зарисовки с натуры, что делала умная, наблюдательная дочь сельского священника, и её романтические фантазии (в ту пору Шарлотта с особенным увлечением читала Байрона). В книгу также вошли отрывки из роухедского дневника Шарлотты Бронте, из которых видно, с какой лёгкостью она перешагивала грань между вымыслом и реальностью.