Литературная Газета, 6368 (№ 18/2012) - [7]

Самые одарённые представители этого круга могли только ценить следы народной русской культуры, но всегда оставались по отношению к ней сторонними наблюдателями. А многие вовсе побаивались и недолюбливали её. Знаменитый историк С. Соловьёв не затруднился однажды вынести приговор без малого целой тысяче лет самобытной жизни русского племени - "вредная старина"! Так он оправдывал реформы Петра Первого.

Мы и сегодня несём на себе груз заблуждений той эпохи, того рокового отчуждения от своих корней, когда не только проявление традиционализма в быту, но сама искренняя религиозность казалась свидетельством невежества, как тогда говорили ещё - "китайского застоя".

Исконный русский цивилизационный тип всегда представлял собой религиозный аскетизм и жертвенность ради духовных принципов. Это было единственное в мировой истории явление христианского фундаментализма как непримиримой духовной оппозиции всему тому, что привело к формированию современной цивилизации. В кощунствах же петровского "всешутейшего собора" утверждалась модель принципиально иного общества, ценностями которого стали погоня за удовольствиями и потребление материальных благ, очень скоро сменившиеся просто деградацией нравственности и секуляризацией сознания.

На месте православного царства возникла псевдоправославная деспотия, в которой сама Церковь получила утилитарную функцию идеологического помощника власти. То, что называется "реформами Петра", означало в действительности разгром русской православной цивилизации. А упорное сопротивление новшествам в народе вполне оправданно назвать настоящей борьбой за веру. Все крестьянские войны в Российской империи имели в своей основе не только социальный, но и религиозный протест против политики правительства.

Это был настоящий внутренний раскол, основанный на геноциде русского народа.

По свидетельству известного писателя П. Мельникова (Печерского), этот раскол увеличивался тем сильнее, чем больше правительство "уклонялось от русской народности".

Уникальное и величественное явление старообрядчества в российской истории, его упорство в отстаивании благочестивых заветов предков, доходящее часто до мученичества, являются свидетельством свободы и независимости народного характера. Это и есть проявление истинной сути народного духа. Сегодня историками и публицистами, особенно из числа "консерваторов-имперцев", совершенно игнорируется то обстоятельство, что в российской империи миллионы русских людей, староверов (к началу ХХ века - их было по разным оценкам до 20 миллионов!), считали правителя государства, того самого "царя-батюшку" из патриотических мифов, орудием антихриста или прямо самим антихристом. А синодскую церковь красноречиво именовали "казённой", единственное назначение которой - помощь правительству в подавлении социальной и религиозной свободы в государстве, искоренении всяких следов традиционной национальной культуры.

При этом перерождение и кризисное состояние официальной Церкви в империи признавалось всеми, кто имел смелость посмотреть на проблему объективно. Философ С. Булгаков не без удивления и горечи писал: "Церковь находилась в эпоху татарского ига и находится теперь под турецким игом в лучшем положении, чем под рукою "православного" правительства в России".

О давнем порабощённом положении Церкви и многих проистекающих из него грехах архиереев и священников часто забывают те, кто представляет так называемое сергианство уникальным явлением церковной истории ХХ века. Оно - естественный этап на том пути официальной Церкви, на который она встала со времён Петра и даже ещё раньше, с церковных реформ конца XVII века, когда новообрядческий патриарх Иоаким приговаривал, не стыдясь: "Не знаю ни "старой" веры, ни "новой", но как велят начальники, так и творю[?]"

Христианская вера покинула накуренные и раздушенные салоны вельмож и затаилась в крестьянских избах, по лесным староверским скитам Волги и Керженца, устремилась к Белому морю и ещё дальше - за Каменный пояс, в Сибирь. Либерал П. Милюков признавал: "Всё, что было в России религиозного, - всё это или перешло на сторону народной веры, или втайне ей сочувствовало. На стороне господствующей Церкви остались или равнодушные к вере, или способные пожертвовать ею для житейских выгод[?]"

Вопреки предательству национальной "элиты" народная Русь сохраняла в почти неповреждённом виде обычаи и духовные заветы предков в течение всего так называемого имперского периода. Длительное успешное сопротивление государственному социальному и духовному насилию было возможно потому, что, несмотря на репрессии и "реформы", хозяйственный уклад во многом оставался прежним. Русский крестьянин, трудившийся на земле, вёл такой же образ жизни, как его пращуры; мало изменился быт купцов и мещан, занятых традиционными промыслами. Это была чрезвычайно консервативная среда, почти не затронутая новшествами.

Большевистский режим истребил основные социальные слои, на которых держалась народная Русь, и в первую очередь - крестьянство. Земледельцы, согнанные с земли, превратились в городских "лимитчиков". Участь оставшихся в колхозах оказалась ещё тяжелее и беспросветнее. Таким образом была безжалостно уничтожена вся прежняя основа жизни, питавшая и поддерживавшая самобытную культуру и строгую религиозность.