Литературная Газета, 6367 (№ 17/2012) - [47]

В этой острейшей ситуации Куницын продирается сквозь "партийный" окоп на сторону художника - это отвечает его внутреннему убеждению, его теории, наконец, его личным симпатиям.

Уже в мае 1963 года по своей, ни с кем не согласованной инициативе он приглашает М. Хуциева и, преодолевая понятное сопротивление, уговаривает взять "Заставу Ильича" на доработку. Чтобы спасти фильм. А заодно и дальнейшую судьбу опального режиссёра. Он обещает Хуциеву, что тот будет делать всё сам, без каких-либо указок сверху. То есть правка полностью автор[?]ская. Сам же пишет Хрущёву служебную записку, обосновывающую необходимость спасения талантливого фильма и, значит, выделения госсредств на доработку. Хрущёв соглашается. После ора в Кремле толика либерализма ему даже на руку.

То, что удаётся сделать Георгию Куницыну с 1963 по 1966 год, пока он ещё в ЦК, не знает аналогов за всю историю этого славного органа - ни до, ни после.

Он, как нынче бы сказали, продюсирует, пробивает, защищает, а когда и просто, подставляя голову, спасает такие фильмы, как "Берегись автомобиля" Э. Рязанова, "Крылья" Ларисы Шепитько, "Обыкновенный фашизм" М. Ромма, "Председатель" А. Салтыкова (название фильма вместо нагибинского "Трудный путь" предлагает Г. Куницын), "Айболит-66" Р. Быкова, "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён" Э. Климова, "Наш честный хлеб" К. Муратовой. При нём запускаются с "Бегом" по М. Булгакову А. Алов и В. Наумов. Снимается "Перед судом истории" Ф. Эрмлера, удивительная для своего времени документальная лента, построенная на диалогах с заклятым врагом большевистской власти Василием Шульгиным[?]

Так же действует Куницын и в театре. Он не просто помогает, скажем, Ю. Любимову на Таганке, О. Ефремову в "Современнике" - он разделяет их упрямую нацеленность на художественную правду, потому что такая правда для него и в теории, и в практике - сердце прогресса.

А они видят в нём желанную альтернативу казённому стилю партийно-государственного руководства. Его личный пример как бы показывает - так может быть! И так должно быть.

И всё же знакомство с Андреем Тарковским, а потом и все события вокруг его фильма "Андрей Рублёв" Куницын и в конце жизни расценивает как драгоценный подарок судьбы.

Уже читая сценарий, он понимает, что перед ним шедевр. Эту точку зрения ни в Госкино, ни в ЦК никто не разделяет. Более того, сценаристов обвиняют в искажении истории, в русофобии, да ещё и в пропаганде религиозного сознания. В этой ситуации Куницын предпринимает ход, опробованный с фильмом "Берегись автомобиля". Он даёт указание журналу опубликовать сценарий "Страсти по Андрею", придавая огласке и легализуя сам факт его существования. От этой "печки" легче двигаться дальше.

Затем начинается кропотливая работа уже в самих партийных коридорах. Отец как историк углубляется в изучение эпохи Рублёва и со знанием дела разбивает аргументы противников сценария, шаг за шагом снимая с него обвинения в исторической неправде и антипатриотизме.

Завотделом культуры ЦК Поликарпов "сдаётся" под его натиском, но принимать самостоятельное решение не рискует. Отправляет Куницына к секретарю ЦК Ильичёву. Цель Куницына - запустить фильм в производство, получить "добро" на госфинансирование. Ильичёв слушает аргументы и доводы Куницына, но его не слишком волнуют слова "шедевр", "высокоталантливый", да и горячность подчинённого. Он думает о том, что скоро его ждут уход из ЦК и пенсия. Спрашивает: "Когда будет готов фильм?" Ответ успокаивает: расхлёбывать уже не ему. "Вы берёте вопрос под личную ответственность?" И - подписывает бумаги.

Тарковский начинает съёмки. К этому моменту режиссёра и "партийного продюсера" связывает искренняя дружба. Кстати, есть такой малоизвестный факт. Куницын предлагает Тарковскому "переписать" ключника, которому татары вливают в рот горящую смолу, из грека в русского. Эту роль в фильме потрясающе сыграет Юрий Никулин. Тарковский соглашается - этот эпизод и в самом деле усиливает "русскую тему".

Но наступает 1966 год. Бикфордов шнур дымится в одном мгновении от "отцовского фугаса".

Георгию Куницыну предлагают занять пост министра кинематографии СССР вместо А.В. Романова. К этому времени отцу сорок четыре года, он в самом расцвете сил, высок, красив, синеглаз, его густые волнистые волосы почтительно пропускают вперёд великолепной лепки лоб. Денно и нощно впитывая в себя лучшее из мировой сокровищницы культуры, он превратился в настоящего энциклопедиста, эрудита. И он внутренне свободен, потому что его поступки и убеждения навсегда согласованы с совестью. Е. Евтушенко это точно в нём подмечает: "Такие, как Куницын, разогнувшись однажды, никогда не сгибаются".

Последнее, что успевает сделать Куницын в ЦК, это принять фильм А. Тарковского "Андрей Рублёв" по высшей, первой категории.

А дальше неизбежное. Он не просто отказывается от должности. Он говорит в лицо "самому" М. Суслову: "Я, словно в школьном классе, стоя, заявил: "Предложенная мне программа будет выполняться не моими руками". На что М. Суслов передёрнул на носу очки и сказал: "Вы свободны". А ведь угадал, кремлёвский иезуит!