Литературная Газета, 6365 (№ 15/2012) - [10]

ШТУДИИ

"Русь, Русь?.. <[?]> Что пророчит сей необъятный простор?" Эти строки из "Мёртвых душ" прозвучали как вопрошание о России, о смысле её тысячелетней истории, о грядущем её назначении. В 1870-е годы знаменитый библиотекарь Румянцевского музея, Московский Сократ Н.Ф. Фёдоров дал свой ответ на вопрошание Гоголя: "Наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига". Сказанное слово оказалось пророческим. Меньше чем через столетие Россия первой из мировых держав вышла в космос.

Каким видел будущее мира и человека этот апостол космической эры, знаменитый библиотекарь Румянцевского музея, собеседник Л.Н. Толстого и В.С. Соловьёва, вбросивший в духовную почву России семена поистине универсальных идей? В его "Философии общего дела" звучит мысль о высоком призвании землян, поприщем дела и творчества которых становится вся Вселенная. Не только созерцателем мира - земного пространства, величественной панорамы звёздного неба ("Открылась бездна, звезд полна. / Звездам числа нет, бездне - дна" - М.В. Ломоносов) является человек. Он - деятель в мироздании, существо, ответственное за бытие во всей его полноте - и за землю, обитателем которой он является, и за "ныне бездушные, холодно и как бы печально на нас смотрящие звёздные миры", правителем которых должен он сделаться в процессе истории.

Долг управления миром вверен человеку природой, приходящей в его лице к самосознанию, Богом, создающим человека как Своего соработника, дающим ему заповедь "обладания землёй". Это обладание противоположно паразитарному потреблению, истощающему и поганящему тело земли. Эксплуатации противостоит регуляция, обращённая и к разрушительным природным стихиям (землетрясения, наводнения, цунами, эпидемические болезни), и к зловещим плодам неразумной, хищнической активности человека (истощение земли, парниковый эффект, радиация и т.д.), о которых философ всеобщего дела предупреждал ещё 150 лет назад.

Философия русского космизма, которая зачинается с Фёдорова, основана на идее направленности эволюции - ко всё более нерв[?]но изощрённым, свободно-личностным и высшим духовным формам. Жизнь и сознание предстают здесь "третьим началом термодинамики": они противодействуют энтропии, вносят в мир качество "стройности" (Н.А. Умов). По мысли В.И. Вернадского, человеческий разум, нераздельный с нравственным чувством, является "великой геологической, быть может, космической силой", орудием созидания ноосферы, нового, организованного состояния биосферы Земли.

Преодоление силы тяготения земного, выход в околоземное, а затем в околосолнечное пространство - эта мечта сближала Фёдорова и К.Э. Циолковского. В юности будущий родоначальник теоретической космонавтики проходил свои университеты в библиотеке Румянцевского музея и потом, уже на склоне лет, называл "Фёдорова необыкновенным человеком, а встречу с ним - счастьем". Впрочем, при общем требовании космической экспансии рода людского, преобразовательной активности человечества, направленной на макрокосм, собственно философские взгляды Фёдорова и Циолковского значительно расходились.

Идеи христианского космизма вслед за Фёдоровым развивали выдающиеся представители религиозно-философской мысли России: В.С. Соловьёв, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, П.А. Флоренский. Подобно Умову и Вернадскому, они утверждали негэнтропийное качество жизни, указывали на "Логос, действующий в материи" и влекущий её к совершенству. А рядом с жизнью, как её помощника и агента, рядом с Божественным началом, влагающим в бытие зерна преображения, ставили человека, призванного к гармонизации мира, раскрытию его софийности, дабы "явился в твари её изначальный космос" (Флоренский). В трудах христианских космистов была раскрыта "онтологическая и космологическая сторона христианства" (Булгаков), развита философия хозяйства и философия творчества. Они намечали благую перспективу истории, настаивая на внесении активно-христианского идеала во все сферы человеческого знания и умения: в культуру, искусство, образование, науку, технику, экономику, социальную жизнь.

Основу космического жизнечувствия составляет любовь. Любовь - как сопричастность всему в бытии, способность вместить в своё сердце и меньшую тварь земли, и светила небесные, и человека. Живое ощущение всеединства не оставляет места отчуждению, разрыву человека и мира, рождающему антропологический и онтологический пессимизм. Оно идёт рука об руку с верой в созидательный смысл бытия и в человека как орудие осуществления этого смысла. Человек здесь не выкидыш, не "пятое колесо в телеге" под названием жизнь, как подчас казалось отчаянным и безверным героям Ф.М. Достоевского, но возлюбленное дитя мира, устремлённое к совершеннолетию, а значит - к благому, совершенному действию.

Философия космизма пронизана интенцией восхождения. От homo sapiens к homo sapiens explorans (Умов) и homo immortalis (В.Ф. Купревич), от человечества к богочеловечеству (Соловьёв, Булгаков, Флоренский), от атомарности и розни ко "всемирному родству", "многоединству" по образу и подобию Божественного Триединства (Фёдоров). Это восхождение иное, чем в религиозных системах Востока, в эзотерической традиции, где дух и душа, проходя разные материальные и иноматериальные сферы, совлекают их как мешающую одежду, сбрасывают, как змея застарелую кожу, как гусеница, ставшая бабочкой, кокон. Венец эволюционного процесса - человек воскрешающий, способный восстановить распавшееся в смерти триединство тела, души и духа, сообщая "телу духовному" (1 Кор., 15:44) качество вечности.