Литературная Газета, 6358 (№ 07/2012) - [26]

Но Тавиани перевели трагедию Цезаря на язык итальянских провинций. Получился Verbatim наоборот: люди играют Цезаря и Брута, а выходит - говорят о своей жизни. И когда один из актёров, произнося реплику "Рим - бесстыдный город", добавляет "Как будто о моём Неаполе сказано!", за этим просвечивает не только античность Цезаря или время Шекспира, но и современная жизнь. Почему от фильма невозможно оторваться? Не потому ли, что в лицах итальянских разбойников проступает лик римских императоров и наоборот? Они говорят словами Шекспира о свободе и насилии, то есть самых важных для них вещах, мы видим пробуждение актёрского дара и человеческой души. Трагедия о невозможности сохранить свободу Рима отзывается усиленным эхом в каменном мешке.

Тавиани отказались от "сладкого" финала: ах, искусство облагораживает. Напротив, в конце один из актёров признаётся: "Только после того, как я открыл искусство, эта камера стала для меня тюрьмой". Но при этом Сальваторе Стриано, сыгравший Брута, стал реально актёром. После того как отсидел свои 8 лет с хвостиком. Тот, кто сыграл Цезаря, - написал книгу. Остальные - что же, они вошли в историю не только криминальную, но и в историю итальянского кино. Сняться в фильме классиков - не шутка. Тем более в фильме, получившем золото Берлинале.

Жанна ВАСИЛЬЕВА,спецкор "ЛГ", БЕРЛИН-МОСКВА

Обсудить на форуме

России снова понадобился Брехт

России снова понадобился Брехт

ПРЕМЬЕРА

Позабытое в лихие перестроечные годы имя Бертольда Брехта всплыло недавно во время телемоста "Москва-Берлин", и то, скорее, из-за того, что этот год объявлен Годом Германии в России и России в Германии. Но ведь именно с его "Доброго человека из Сезуана" началась творческая биография любимовского Театра на Таганке, а "Кавказский меловой круг" прославил Роберта Стуруа на весь мир. Поэтому нам есть что вспомнить и чем гордиться.

Ну а сегодня: найдётся ли место ярому антифашисту в гламурных афишах? Способен ли буржуазный театр перейти с коммерческих рельсов на гражданские и вообще готовы ли зрители покупать билеты на интеллектуальные спектакли, где есть политика? Сам Брехт в период наступления коричневой чумы в этом ничуть не сомневался, за что и был изгнан из гитлеровской Германии, а вернувшись на родину, создал свой театр "Берлинер ансамбль", объехавший всю Европу, побывавший в России, и никто никогда не считал его скучным, засушенным, дидактичным.

Нынешние же деятели немецкого театра уверены (об этом было сказано во время телемоста), что драматургия Брехта нуждается в корректировке, что его театральный язык устарел. Интересно такое услышать от тех, кто вырос на пьесах Брехта, чья эстетика "остранения" родила целое направление в исполнительском искусстве.

Как бы там ни было, ясно одно: Брехт звучит в полную силу только тогда, когда его творения попадают в самую болевую точку общества, яростного, протестующего, готового идти напролом. Сейчас именно такое время. Россия проснулась и заговорила о справедливых выборах. Европа бурлит, выбрасывая толпы демонстрантов со своими экономическими требованиями, а значительная часть Востока захлёбывается в кровавых революциях.

Михаил Левитин первым почувствовал, что Брехт должен вернуться на круги своя, на круги современного политического театра, и поставил "Мамаша Кураж и её дети" у себя в "Эрмитаже". Пожалуй, ни в одной из пьес ХХ века с такой болью и одновременно брезгливым отвращением не говорится о женщине на войне, существующей за счёт войны, приучившей себя и детей к войне, каждый день умирающей на войне и не представляющей, как можно жить без войны, дающей её семье кусок хлеба.

Во время телемоста "Москва-Берлин" Левитин сказал, что, хотя политика его никогда не интересовала, она вошла в его жизнь. А раз так, то, значит, и в его творчество, как бы режиссёр этому подсознательно ни сопротивлялся. Изображая в спектакле весь ужас извращённого существования на войне, вереницы калек, проходящих по первому плану сцены, Левитин отдаёт должное вечному инстинкту жизни, материнскому инстинкту, толкающему Кураж на разные хитрости и уловки, только бы её сыновья не записались в герои. Но как можно оградить от того, что стало образом жизни?

Оказывается, человек ко всему приспосабливается и, как ни странно, способен уговорить себя, будто у войны есть свои плюсы, где ордена дают за грабёж и насилие, что в мирной жизни неприемлемо. Можно так же продавать оружие врагу и наживать на этом капиталы, поэтому фургон мамаши Кураж, забитый секонд-хендом, не похож на бизнес, это всего лишь средство для выживания. Кстати, она прекрасно усвоила правила игры, когда встречают по одёжке, поэтому выглядит как бизнесвумен в чёрном вечернем платье и с модной причёской.

В ритме танго загадочная и пленительная маркитантка в исполнении Дарьи Белоусовой появляется на авансцене, возглавляя вереницу странных марионеток, придуманных режиссёром. Ничто здесь не напоминает о войне, разве только металлическая сетка с повисшими на ней предметами от разрывов да два огромных деревянных колеса, которые раздавят детей Кураж, но не раздавят её, ибо она не заметила, как сама превратилась в машину.