Литературная Газета 6349 (№ 48 2011) - [29]

Здесь революционный закон сразу и всецело берёт на себя функции регулятора. Культура им быть не может. Старая культурная традиция - под большим подозрением и проходит тест на благонадёжность. Новой, советской культуры ещё просто не существует. Её предстоит создавать, и кинематографу здесь отводится решающее значение. Ленин бросает фразу: "Пока народ безграмотен, для нас важнейшим из искусств является кино". Советское кино создаётся как факел просвещения и воспитания нового человека. Оно не просто подцензурно. Оно подчас бежит впереди паровоза: энтузиазм людей искусства чрезвычайно велик. Они - коммунисты, они верят в прекрасное будущее и его приближают. Советское кино обличает всё чуждое, показывает пример, развлекает, проповедует и распахивает горизонты. Оно излучает святость.

Сходство кино США и СССР подчас поражает исследователя. Там всюду аналоги: похожие лица, характеры, назидательность, стиль. Это кино, которому веришь, которому хочется верить, потому что в нём есть энергия, свет и торжество справедливости. Оптимизм даже не выглядит притянутым за уши. Это идёт от сердца, от переизбытка веры и чувств.

Оба кинематографа развиваются в жёстких моральных рамках. Они ревностно служат государству. Когда начинается война, они геройски сражаются за американскую и советскую родину. При этом государство ни на мгновение не ослабляет контроля. Что такое 1947 год, когда из Голливуда вышвырнули тысячи человек? Это масштабное репрессивное действие по очищению кино от "чуждого элемента" - коммунистов и им сочувствующих. Про советское кино и говорить нечего. Там "чуждому элементу" просто не давали житья. К цензуре прибавлялись партийные ячейки, которые боролись с "буржуазным влиянием", понимая под ним даже апатию и аморалку.

И американское, и советское кино до краёв наполнено хилиазмом. На экране идёт борьба за земной рай. Там изобличают подлецов и вредителей. Почти каждый фильм завершается мощным аккордом, возвещающим о том, что счастье уже совсем близко.

И американское кино, и советское выводят на экран идеального гражданина. Они создают образ, который входит в сознание и остаётся в нём как великий пример. Таков "Шейн", таков "Коммунист". Это потрясающе похожие фильмы. Они убеждают: если есть такие, как Шейн, как "товарищ Василий", страна дотянется до самых высоких звёзд. И это фильмы конца великой эпохи праведного кино. Они её закрывают.

Освобождение

Ослабление цензуры в американском и советском кинематографе происходит синхронно - в середине 50-х годов. А оформляется эта "оттепель" просто пугающе одновременно, словно в результате секретного договора. В 1956 году утрачивает силу закона "Кодекс Хейса", стерегущий мораль, а КПСС развенчивает "культ личности", осуждая "идеологический догматизм и начётничество".

Кино сверхдержав впервые выходит за рамки. Оно ведёт себя очень робко, с оглядкой на дубину, которая лежит в стороне. Кино начинает вглядываться в человека, в его частную жизнь. Этот взгляд исполнен симпатии, сострадания и надежды. И американское, и советское кино воодушевляются примером Европы, её "неореализмом", её великими драмами маленьких людей.

Кино пока ничего революционного или крамольного не утверждает. Оно просто показывает: человек интересен, даже если он не герой и у него нет великого дела жизни. На эти свежие веяния общество реагирует очень живо. "Марти", фильм о простом бакалейщике, который хочет жениться, бьёт кассовые рекорды в Америке. "Живёт такой парень", фильм о простом шофёре, который хочет жениться, покоряет Советский Союз.

Кино смелеет. Ему уже мало рассказывать о простом человеке, демонстрируя его понятность и чистоту. Оно идёт дальше - вглядывается глубже, пристрастнее. И вдруг с экрана начинает веять устрашающей безысходностью. "Последний киносеанс" смело обнажает не только прелести Сибилл Шепард. Он так же смело обнажает пустоту жизни маленьких и хороших людей. "Долгая счастливая жизнь" показывает маленького и хорошего советского человека, позорно бегущего от любви и просто не способного к счастью. Тоска и одиночество - вот удел человеческий, кричат эти фильмы.

Удивительно, но в Советском Союзе новое веяние распространяется быстрее, чем в Штатах. Другое дело, что здесь этот разбег пресекают. "Оттепель" быстро заканчивается, и цензура решительно восстаёт против "буржуазных тенденций" в кино. Она заявляет: нашим людям это не надо! Почему она так говорит, понятно. В условиях, когда красная метафизика уничтожена, чёрную остаётся только запрещать. А то, что кино дрейфует в сторону чёрной метафизики, очевидно. Оно утверждает: человек неизменен и плох. Отсюда один шаг до вывода, что мир вообще пошл и мерзок. Этот шаг почти сразу и делается. Картина "Короткие встречи" рисует советский мир исполненным бесконечной скуки и фальши, где всё мертво, всё низко и где просто не хочется жить. И показывает героя, глядящего на всё это с гордым презрением и уходящего в чистую, безлюдную глушь.

Советское кино мягко откатывает назад. Государство возвращает себе роль поводыря. Это, конечно, уже не тот поводырь, что был раньше. С ним можно играть. Его можно даже обманывать, как делают многие. Но для иного художника даже такой диктат неприемлем. Несвобода, невозможность снимать "своё кино" и кричать "горькую правду" о человеке оборачивается трагедией. Геннадий Шпаликов впадает в депрессию и убивает себя. Его предсмертное "Не покорюсь!" говорит о том, что он не приемлет никакой лакировки. Он хочет ехать дорогой, которую выбрал, а туда не пускают. Там "кирпич". Автора любят, жалеют, готовы включать в другие проекты, но он не желает другого. В этом смысле трагедия Шпаликова - это трагедия человека, который не понимает себя, своей ностальгии и совершенно запутался. Это трагедия художника, который оседлал чёрного коня, летящего к краю бездны. Кира Муратова прекращает снимать. Её интересуют смерть, распад и невроз на почве старения. В "Долгих проводах" она проводит слишком очевидную параллель между стареющей страной и стареющей женщиной, и поэтому фильм запрещают. Как и Шпаликов, Муратова не желает иного. Правда, в отличие от бунтующего и гибнущего поэта она всё трезво осознаёт: свои цели, методы, способ взлёта. В период новой "оттепели-перестройки" она оседлает лошадку и прокатится с ветерком. Мы увидим навязчивую демонстрацию неприязни к миру и человеку. А творческий союз с Ренатой Литвиновой приобретёт очевидно некрофильский характер.