Литературная Газета 6344 (№ 43 2011) - [43]

- И жить, и умирать нужно достойно! - говорил Аркадий Гайдар. - Пусть никто из нас не станет ни трусом, ни предателем, какие бы невзгоды и муки ни выпали на нашу долю! Всё равно фашистам никогда не покорить нашу Родину и не поставить наш народ на колени! А тот, кто доживёт до светлого Дня Победы, пусть расскажет людям о наших делах, о нашей борьбе с врагом здесь, в окружении...

Со слезами на глазах я смотрел, как он поздно вечером уходил вместе с несколькими самыми отчаянными моряками, поклявшись вместе с ними не сдаваться живым в плен врагу. Уходил почти на верную смерть, но мне не хотелось верить в это[?] Я прошёл всю войну, дошёл до Берлина, и всё это время вспоминал и повсюду искал Гайдара, расспрашивал о нём многих фронтовых товарищей[?] Я не сомневался в том, что если он и погибнет, то только геройской смертью, прикрывая собой других. Так оно и оказалось в действительности[?]

Память об Аркадии Гайдаре дорога мне вдвойне, так как я ему кроме всего обязан своей жизнью. Тем, что остался в живых, я обязан только ему. Я побывал со своей семьёй на могиле Гайдара, на которую привёз цветы из Армении. Побывал я и в Лепляевском лесу, где находился партизанский отряд имени В.И. Чапаева и где вскоре после нашего расставания, 26 октября 1941 года, Аркадий Гайдар погиб смертью храбрых в боевой схватке с фашистами у железнодорожной насыпи. Рядом с деревней Лепляево[?] Многие очевидцы утверждают, что Гайдар в те дни был в военной форме, но это не так. С 18 по 29 сентября 1941 года он был в гражданской одежде. Кроме этого, считают, что сумка, которая сейчас находится в Каневском музее, принадлежала Гайдару, но я полностью отрицаю это. У него были две сумки: одна противогазовая, где он хранил свои документы и личный дневник, в котором делал записи каждого дня. В его дневнике было множество имён и фамилий солдат и матросов, с которыми он встречался. Вторая сумка - кожаная, офицерская, старого образца, где он хранил карты и карандаши. На ремне - отметка: "А.Г.", она имелась на всех его вещах".

В Клинской школе № 2 был торжественно открыт Музей истории тимуровского движения в СССР, и в нём, как одна из самых ценных реликвий, хранилось и письмо Ашота Манукяна - наглядное доказательство крепкой дружбы воина-армянина с русским писателем. Весь многонациональный советский народ был сплочённым и единым в те трудные дни борьбы с гитлеровцами. "Надеюсь долго прожить" "и в том прекрасном будущем, что зовётся социализм", - писал Аркадий Гайдар в 1934 году в журнале "Пионер" № 5-6. Да, за свободу и независимость нашей Родины шли в бой миллионы людей, в том числе мой отец и дедушка, и наш общий родственник, командир легендарной Брестской крепости Иван Николаевич Зубачёв. Прошлое нельзя изменить, но его можно истолковывать по-разному. И только в совокупности реальных фактов получается правдивая картина[?]

Лев ЗУБАЧЁВ, КЛИН, Московская область

«Прощайте, скалистые горы…»

«Прощайте, скалистые горы…»

ПОБЕДИТЕЛИ

В июле 1944-го я, тогда курсант 2-го курса Высшего Военно-морского инженерного училища, ходил на Северном флоте дублёром моториста на "Штурмане". На корпусе нашего корабля, рядом с бортовым номером, красовались две буквы: "БО", что означало "Большой охотник".

"Штурман" охотился за немецкими подводными лодками, а немецкие лодки охотились за "конвоями". На нашем борту для этой цели стыли в бомбосбрасывателях глубинные бомбы. Гидроакустики же денно и нощно прослушивали океанские глубины. "Конвоями" назывались отряды грузовых судов из США, Канады и Великобритании, везущие нам военную помощь и корабли охранения транспортов.

Они формировались, как правило, в Исландии. А оттуда шли в Мурманск и Архангельск. Кстати, "Штурман" был первым кораблём, построенным на судостроительном заводе в Молотовске, ныне Северодвинске. Со стапелей этого завода сегодня сходят гиганты - атомные подводные крейсера.

Наш "Штурман" ни в какое сравнение с ними не шёл. Он и длиной-то был всего 30 метров. Помню, когда мы были в дозоре где-то около городка Териберги, получили приказ срочно идти в район 72-й параллели на рандеву с "конвоем". "Рандеву" по-флотски - место встречи. Погода выдалась дивная. Обычно взлохмаченное Баренцево море выглядело как синее зеркало. С блеклого полярного неба сияло незакатное солнце. Мы не шли, летели.

Вдруг в духоте и грохоте машинного отделения я различил голос моего подвахтенного Олега Горожанского:

- Поднимись наверх! Я тебя подменю. Та-а-а-м такое творится!

Я выскочил на верхнюю палубу. Сколько лет прошло, а я до сих пор благодарен Олегу, потому что ни до, ни после я такого не видел и, наверное, уже никогда не увижу: на весь горизонт подымались к небу корабельные дымы. Казалось, чёрная стена колыхалась над морем. Это шли на нас контркурсом транспорта "Юнайдет-либерти", эскадренные миноносцы и корветы.

Сколько их было - 40-50, кто знает?.. Вскоре мы заняли своё место в общем строю "конвоя" и повернули на зюйд.

По мере приближения ко входу в Кольский залив море становилось всё более тесным. Стоило сюда прорваться немецкой субмарине, и одного залпа из носовых торпедных аппаратов хватило бы, чтобы "конвой" недосчитался одного, а то и двух транспортов.