Литературная Газета 6340 (№ 36 2011) - [21]

В одном из интервью Семёнов говорит:

– Писатель обязан раздавать себя своим героям, только тогда герои будут живыми людьми.

То есть автор есть и в Кальтенбруннере, и в хитром Бормане, и в радистке Кэт. «Госпожа Бовари – это тоже я», как говорил французский классик, так любимый Семёновым. Поэтому герои самого без преувеличения известного произведения про Великую Отечественную войну такие настоящие. Конечно, есть книги о войне намного более сильные – тот же Симонов, Некрасов или Богомолов, но только Штирлиц повсеместен. Вспоминается то ли быль, то ли байка, как Брежнев, посмотрев «Семнадцать мгновений весны», распорядился присвоить Максиму Максимовичу Исаеву звание Героя Советского Союза. И очень расстроился, узнав, что такого человека нет в природе, что это литературный герой. Даже если это легенда – она показательна. Это уровень признания.

Юлиан Семёнов – ровесник моего отца. Что это за поколение? Войну они встретили детьми. Молодость прошла под знаком «оттепели». Когда в середине 50-х на прилавки книжных хлынула переводная литература, не иметь дома томик Хемингуэя или Ремарка – ну это всё равно, что жить без электричества. Конечно, это касалось только столиц, крупных городов и богемной, образованной молодёжи, к которой принадлежал Семёнов.

Отец – крупный номенклатурный журналист, зам. главного редактора «Правды», репрессированный. Сын в 24 года входит во всесильный клан Михалковых, женившись на приёмной дочери Сергея Владимировича. Учится в МГУ, в институте востоковедения. Вместе с Примаковым, кстати, будущим премьером и шефом внешней разведки России.

Это поколение, начитавшись Сэлинджера и Фитцджеральда, грезило о внутренней свободе, западном торжестве сильной личности, индивидуализме – вперемешку с обувью на толстой подошве и джинсами, конечно. Но и одновременно (вот парадокс) они мечтали о возврате к ленинским принципам, к идеалам социализма, к «комиссарам в пыльных шлемах». В противовес сталинизму, конечно. В этом поколении Аксёнов, Юрий Казаков, чуть младше Шпаликов, Вознесенский, чуть старше Трифонов, Окуджава и многие другие разнокалиберные таланты, выскочившие, как опята на опушке, в период «оттепели». И Горбачёв, кстати.

Вот эта каша в мыслях, образовавшаяся в 50-х годах, дикая смесь из западной демократии, подцепленной исключительно из книг, и веры в торжество ленинских идей, в «социализм с человеческим лицом», который изначально основан на других этических предпосылках, и привели многих к жизненному тупику. А когда они пришли к власти, то и нашу страну – к краху. Но это совершенно другая тема. Хотя какая она другая… Просто Юлиан Семёнов – яркое воплощение этой идеологической абракадабры. Лучший друг Андропова и при этом входит в компанию так называемых диссидентов. Нет, конечно, он не диссидент, упаси Господи, но в задушевных товарищах – исключительно инакомыслящие. Одновременно с комитетчиками. Очень характерны воспоминания его дочери Ольги:

– С комитетом его связывали долгие годы дружбы с Юрием Владимировичем Андроповым, а Андропов для отца – это, в общем-то, где-то был идеал, потому что Андропов, на его взгляд, был демократичен достаточно, Андропов мечтал о демократических выборах, о хозрасчёте, то есть они оба робко мечтали о демократии, о каких-то изменениях, потому отец его искренне уважал, ценил и любил…

Самая, пожалуй, яркая особенность прозы Семёнова – это опять (ну никуда не деться от сочетания несочетаемого) невероятное количество информации и при этом удивительный лиризм. В том же фильме «ТАСС уполномочен заявить» походя, совершенно в стороне от крепкого детективного сюжета, мы узнаём, что Стейнбек завидовал Хемингуэю, потому что тот воевал в Испании. Что самые лучшие свечи для машин выпускает фирма «Бош»; что, когда в 1918 году умер анархист Кропоткин, Дзержинский выпустил арестованных анархистов на похороны под честное слово, и они вернулись; что в те годы самый маленький фотоаппарат был «Минолта». И ещё кучу всего: цитаты из апостола Павла, сведения об африканской живописи, восхищение от общепита Макдоналдс. Нужно ли это было для сюжета? Ни в коем разе. Просто в этом чувствуется буквально детское любопытство автора. Узнал, удивился, поразился, и надо срочно с кем-то поделиться. Иначе неинтересно. Не в кайф. Когда Семёнова однажды спросили, что он хочет донести до читателя в своих книгах, он ответил так:

– Информацию. Тяга человечества к информации невероятна. Чем точнее мы следуем за документом, тем больше информируем человека. Кстати, хочу заметить, что информация – сложное понятие. Человек должен знать: где, когда, кто? Только тогда мы можем обращаться к его сердцу, к его совести. Тогда он откликнется. Информированный человек уже не глух и не слеп.

Иногда эта информация становилась дайджестом детского киножурнала «Хочу всё знать!», но от этого доверие к автору вырастало ещё больше. А вот вторая составная часть его прозы – это нежность. Кстати, так называется один из рассказов про раннего Штирлица. Всем советую, не поленитесь, прочитайте Семёнова конца 50-х – начала 60-х годов. Это удивительные, набухшие любовью, как весенние почки, новеллы. «Прощание с любимой женщиной», «Дождь в водосточных трубах». Там нет шпионов и бандитов, чекистов и белогвардейцев, там есть жизнь человека. Обычная и необыкновенная. Да и в Штирлице тоже бездна лирики. Просто большинство людей видели фильм, до книги ни у кого не доходили руки. Вот почему у романа и фильма такое странное название, кто-нибудь задумался? А ведь в самом конце довольно чётко написано: