Литературная Газета 6321 (№ 17 2011) - [38]

Александр ГОРЯНИН:

– О непреодолимой пропасти между дворянством и народом в России, между людьми, встречавшимися в одной церкви, говорить невозможно. Есть очень простое тому подтверждение: отсутствие так называемых социолектов русского языка. Речь не о блатных или профессиональных квазиязыках, социолекты – это диалекты сословий, разгороженных непроницаемыми перегородками. Скажем, английские аристократы реально не понимали язык лондонских кокни. Потом благодаря распространению грамотности произошло какое-то сближение. Но на протяжении XIX века это были, по сути, разные языки.

В России классовых социолектов не было. Можно не сомневаться и в том, что далеко не все дворяне овладели французским языком. Мы постоянно встречаем в описаниях, как дворяне попроще мучаются с дворянами, стоящими повыше, именно в языковом вопросе.

Вспомним пушкинскую «Метель». Когда 17-летняя Марья Гавриловна занемогла – как полагали родители-помещики, от любви, – они мигом вспомнили народные пословицы: «Суженого конём не объедешь», «Бедность не порок», «Жить не с богатством, а с человеком». Какая уж тут пропасть!

Что произошло после революции. К власти, на всех уровнях кроме нижнего, пришли люди, не имевшие ни малейшего управленческого опыта. Среди военных, правда, было несколько полковников: будущие маршалы Шапошников и Егоров, например.

Феномен большевиков у власти ждёт своего исследователя: на все без исключения руководящие посты пришли люди, не имевшие абсолютно никакого управленческого опыта, и всё-таки смогли управиться со страной. Управляли эти выдвиженцы, как я уже говорил, незамысловатым патриархальным способом, весьма жёстко. Но смогли заставить работать низовой аппарат, унаследованный от прежнего времени и так называемых спецов.

Я возвращаюсь к тезису, который отстаивал с самого начала. Успех обеспечивает только медленность процессов – успех любой реформы, любого реформаторства.

Почему, к примеру, Англия обогнала все другие страны в развитии демократических институтов? Только потому, что это происходило нечеловечески медленно. Возьмём историю английской палаты общин. 300 лет палату общин собирали с единственной целью: чтобы эти люди донесли до населения всё, что им скажут лорды, без искажений, общинники присягали в этом. Их собирали только ради этого: выслушать, отправиться домой и всем рассказать.

Даже в XIX веке, в 1834 году, в голосовании на выборах участвовало всего 1,5 процента населения. И когда в 70-х годах XIX века было предложено, чтобы в выборах участвовали все обладатели собственности стоимостью не ниже определённой (существенной) цифры, то это рассматривалось как страшный политический риск, «прыжок в пустоту».

Но заметьте: во всём этом есть громадный смысл. Только когда вырастает элита, способная понять смысл жертв, причём такая элита, которая сама имеет, чем жертвовать, только тогда можно делать следующий шаг в демократическом развитии.

А о современной элите в России ещё рано судить, она ещё только складывается, слишком мало времени прошло. И я думаю, что она будет складываться по классическому образцу, как буржуазная. То есть вокруг национальной буржуазии. Хотя и понятие буржуазии сейчас сильно размыто. Сейчас у нас интеллигенция более многочисленна, чем рабочий класс. Но всё равно никуда не деться. Если принять это расплывчатое понятие за реально существующее, то элита будет выделяться из среды деловых людей, людей преуспевших, и их интеллектуальной обслуги.

Константин КРЫЛОВ:

– Можно ли сказать, что сегодня Россия – это страна, в которой правят богатые люди? Был момент, когда так казалось. Но сейчас, заметим, это уже не кажется никому. Любой человек с деньгами вам скажет, что у него нет никаких особых возможностей в этом плане и что всё, что он может, – это покупать икру вёдрами. И только так. Почему, кстати говоря, из России колоссальный отток не только капитала, но и людей с капиталом? Они едут туда, где они смогут хоть на что-то влиять и не дрожать постоянно от того, что в любой момент придут и потребуют половину состояния на какое-нибудь дело.

Россия – вроде бы капиталистическая страна, но она не является страной, в которой капиталисты занимают то место, которое они занимают в нормальных странах. Поэтому естественное на первый взгляд причисление экономически активных субъектов к элите в российских условиях должно всегда стоять под большим вопросом, всегда следует проверять, так ли это. А если исключить эти категории и ещё некоторые из перечисленных, то что мы получаем? Мы получаем костяк администрации, вертикаль власти, которая всегда здесь была и которая была примерно такой.

Александр СЕВАСТЬЯНОВ:

– У нас всегда считали, что биологический ресурс народа бесконечен. Подумаешь, мол, какая разница! Ну уберём мы три процента населения – так называемую элиту, – так на её место встанут другие. И ещё краше, умнее, значительнее и пр.

Основоположником этой немудрёной идеи в России является не кто иной, как Радищев Александр Николаевич, который в своём «Путешествии из Петербурга в Москву» написал: «О, если бы рабы, тяжкими узами отягчённые, ярясь в отчаянье своём, разбили железом, препятствующим их вольности, главы наши, главы бесчеловечных господ своих и кровью нашей обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды его исторглись бы великие мужи для заступления избитого племени. Но они были бы других о себе мыслей и лишены права… Не мечта это, но взор проницает густую завесу времени, скрывающую от очей наших будущее. Я зрю через целое столетие».