Литературная Газета 6311 (№ 06 2011) - [38]

– Коль вы поневоле стали знатоком Церкви, то какой вам видится её роль в современном обществе?

– Да какой я знаток… Но попробую высказать своё скромное суждение. Роль Церкви должна и может быть большой позитивной силой в современной России. Но сегодня происходит чрезмерное единение между Церковью и властью. Должно же быть не единение, а взаимодействие власти и Церкви. Государство обязано заботиться о материальной стороне жизни человека, Церковь – о духовной. Однако власть, не имея ничего взамен рухнувшей марксистско-ленинской идеологии, подменяет, заменяет её православием. Это, как мне кажется, не совсем правильно.

– Не только в «Расколе», но и в других своих фильмах вы часто и довольно жёстко трактуете тему власти. У вас, например, был острый документальный фильм «Россия. ХХ век. Взгляд на власть». Скажите, какая она, наша власть, – в историческом, так сказать, разрезе? И как критика власти сочетается у вас с патриотизмом?

– У меня запасной родины нет. Другого гражданства нет. Я исконный россиянин, на этом стою. Не называю себя гордо патриотом, потому что патриотизм – чувство интимное. Оно нам дано генетически. Каждый из нас любит свою землю, своё крылечко. Патриотизм – это как любовь к родителям. Мы же не бежим на Красную площадь и не бьём себя кулаками в грудь: я, дескать, люблю свою мать, люблю отца. Зачем же тогда горлопанить на каждом углу о любви к родине?

Считаю, нам повезло с пространством, с землёй, с недрами, с народом. У нас много умных, талантливых, ярких людей. Но вот с властью у нас постоянно какая-то непруха. Говорим о единстве, а народ у нас, так уж исторически сложилось, – всегда отдельно, власть – отдельно. Временами слияние вроде бы происходит, когда мы очаровываемся тем или иным лидером и голосуем за него, потом, увы, разочаровываемся в этом лидере, когда он огонь и воду ещё выдерживает, а медные трубы – уже не очень…

Мне не нравится, как устроена наша нынешняя жизнь. Много бедности, серости, сирости. И на этом фоне по телевидению показывают красивую картинку и звучит громкий слоган: «Газпром» – наше национальное достояние». А я в этот момент задумываюсь: в какой мере это национальное достояние принадлежит всему народу, всем нам? Скорее, оно принадлежит ограниченному кругу людей, которые ловко распоряжаются этим достоянием. Наверное, так по большому счёту не должно быть. Но пока обстоит именно так. И в этом повинны и мы сами – наши покорность и смирение, и нынешняя власть, которая зачастую радеет не о народе, а о своём собственном благополучии, торопясь побыстрее набить карманы.

– Встретил у вас в одном интервью фразу: честное кино про наше время снимут лет через 20–30. Почему не сейчас?

– Сказал же поэт: «Большое видится на расстоянье». Мы переживаем, конечно, большое время в том смысле, что оно сложное, неоднозначное, изменчивое, и ухватить его суть и смысл сегодня трудно. Лет через 20 будет легче: появится больше фактов, свидетельств, многое из того, что нынче является тайным, станет явным. Хотя кино о сегодняшнем дне можно делать и сейчас. Нет цензора, который сказал бы: о нынешней власти снимать нельзя.

– Если сегодняшнее время ещё требует осмысления, то уж с ХХ веком мы, надеюсь, разобрались?

– Ой как не разобрались. Пока мы ясно не скажем, если угодно, не внушим народу, что Сталин был преступником, мы будем только множить исторические мифы о нашем прошлом. А на мифах новую государственность не построишь. В 90-е годы было обнародовано немало документов, которые однозначно и неоспоримо изобличали Сталина как палача и убийцу. Были, в частности, опубликованы расстрельные списки, на которых красным карандашом выведена резолюция генералиссимуса: «Расстрелять», «Бить», «Согласен» – и т.д. и т.п. Ельцин тогда, к сожалению, не довёл дело до конца. А сейчас вновь слышны голоса: «Да, был ГУЛАГ, но…», «Да, лагеря – это ужасно, но Сталин выиграл войну»…

Какое к чёрту «но»? Да если бы не «мудрое» руководство Верховного главнокомандующего, который пошёл на преступный сговор с Гитлером, упёк командный состав в лагеря, а самых видных маршалов расстрелял, то мы не потеряли бы так много людей в начале войны. Да и не только в начале. Как говорил фронтовик и замечательный писатель Виктор Астафьев, мы выиграли войну мясом. Людей, как спичечные коробки, кидали в огонь войны. И когда меня спрашивают порой, чем Сталин отличается от Гитлера, я неизменно отвечаю: отличается тем, что Гитлер уничтожал чужие нации и народы, а Сталин – свои.

К слову, роман Астафьева «Прокляты и убиты» ещё ждёт экранизации. Это, на мой взгляд (и не только на мой), один из величайших романов ХХ века – наряду с «Тихим Доном» Михаила Шолохова и «Котлованом» Андрея Платонова. И это, безусловно, лучший наш роман о войне. Он не только о войне с фашизмом, но и о войне государства со своим народом.

О Михалкове и «вертикали»

– Не могу не спросить вас в связи с этим о «великом фильме о великой войне» в постановке Никиты Михалкова…

– Тут, на мой взгляд, двух мнений быть не может: картина не получилась по всем своим параметрам – начиная с невнятного замысла, фрагментарного сценария и заканчивая печальной прокатной судьбой ленты. Я не хочу сейчас вдаваться в излишние подробности, кто как сыграл, какая сцена удалась, а какая не очень, но цельное кинопроизведение не сложилось. Если по-честному, Никита сам себе должен сказать об этом. Но он уже не может. Маска удачливого, успешного, пробивного человека так прилипла к его лицу, что он нигде, ни в чём не может признать своё поражение. Что бы он ни делал, за что бы ни брался – всё у него получается супер.