Московский вестник
Наша Пушкинская площадь
ПРОГУЛКИ ПО ГОРОДУ
Удивительное это место – Пушкинская площадь. Чем она так важна для нас? Ведь здесь за что ни возьмись – ничего нет. Страстной монастырь разобрали в 1937 г., храм Димитрия Солунского снесли в 1934 г., «Дом Фамусова» будто ластиком стёрли в 1968 г., Дом актёра сгорел в 1990 г., а памятник Пушкину – и тот не на своём месте стоит!
Да и площадь-то сама по себе небольшая (а до сноса Страстного монастыря была ещё меньше): на обычной карте Москвы её название с трудом умещается на крохотном прямоугольничке со следующими границами: Тверская улица – Страстной бульвар – Большой и Малый Путинковский переулки (такой малый, что спрятался на задворках кинотеатра «Пушкинский»).
Но история площади весьма древняя. Если всех исторических персонажей, когда-либо бывавших здесь, собрать вместе, то пространства нынешней площади не хватит. В деревянный храм, давным-давно стоявший на месте дома № 17 по Тверской улице, приходил великий князь Димитрий Донской. Последний представитель династии Рюриковичей, царь Фёдор Иоаннович, в конце XVI в. повелел начать строительство стены Белого города именно с этого места, и была поставлена первая крепостная башня – Тверская. Уже в следующем столетии первый царь из рода Романовых Михаил Фёдорович встречал здесь чудотворную икону Страстной Божией Матери, а позднее сын его Алексей Михайлович основал тут Страстной монастырь, который затем неоднократно удостаивал своим присутствием.
Сын царя Алексея Михайловича, Пётр I, в ознаменование побед русского оружия приказал поставить на площади Триумфальные ворота. Войска вступали в Москву в парадном строю и проходили под аркой с царём – полковником Преображенского полка во главе. А затем арки стали ставить в честь коронации каждого нового российского монарха, приезжавшего из Санкт-Петербурга на торжественную церемонию в Москву по Тверской улице через Страстную площадь.
Так уж повелось: многое, что начиналось в Москве, впервые появлялось именно на этой площади – первые фонари, первая конка, первый трамвай, первое такси…
И вот что интересно: сменялись эпохи – преображалось и окружение площади. Храм Димитрия Солунского перестроили ещё при Екатерине II, желая подчинить старое городское пространство каким-то незнакомым доселе бульварам, разбитым на месте стен Белого города. Заимствовали бульвары из неведомого французского, а оно, это французское, столь почитаемое в московских салонах, через щепотку лет само в Москву явилось, с залпами Бородинского сражения пришло на Страстную площадь, чтобы руками французских солдат запалить монастырь.
Но Страстной монастырь не сгорел – выстоял. Уже в 1849 г. сломали старую монастырскую колокольню в угоду архитектурной моде. Правда, новая колокольня вышла какая-то не наша, не московская. Московская, шатровая, – рядом стояла, при храме Димитрия Солунского.
И кажется, что выстоял монастырь двести пятьдесят с лишком лет только для того, чтобы Сергей Есенин с друзьями-имажинистами в 1919 г. измалевал его далеко не самыми приличными словами.
«Это революция и на Страстном монастыре начертила: «Не трудящийся не ест», – восторгался в 1919 г. Владимир Маяковский. Он и Пабло Пикассо посоветовал: «Почему не перенесёте вы свою живопись хотя бы на бока вашей палаты депутатов? Серьёзно, товарищ Пикассо, так будет виднее. Возьмите ночью вёдра с красками и пойдите тихо раскрашивать. Раскрасили же у нас Страстной!»
Ничего не ответил Маяковскому Пикассо, лишь молчаливо покачал головой. А Владимир Владимирович написал затем об этом очерк «Семидневный смотр французской живописи».
Малевал Есенин – будто мстил старинной обители за то, что когда-то не приглянулся ей памятник Пушкину. Отсутствие взаимопонимания между московскими церковными властями и Пушкиным – известный факт. Недаром Александр Сергеевич жаловался на митрополита Филарета, запретившего ему венчаться в домовой церкви князей Голицыных на Волхонке. Пришлось бракосочетаться в храме Большое Вознесение у Никитских ворот, в приходе которого стоял дом Гончаровых. А между тем Филарета чтили в Страстном монастыре, освещал он надвратную церковь Св. Алексея Человека Божия. Между прочим, иконы для церкви писал художник Василий Пукирев, автор известной картины «Неравный брак».
Похоже, что переименование Страстной площади в Пушкинскую в 1931 г. спасло её, обозначив новый смысл существования. Нельзя было не прийти на площадь, хотя бы для того, чтобы в очередной раз повстречаться с бронзовым поэтом, переехавшим сюда с Тверского бульвара в 1950 г.
А скульптора Опекушина мало кто сегодня узнает в лицо. Созданный им памятник удивительным образом отвоевал себе право считаться народным произведением. Недаром приходят сюда из года в год люди читать пушкинские строки. Кстати, в 2010 г. исполнилось сто тридцать лет со дня открытия в Москве памятника Пушкину и столько же лет Пушкинскому празднику.
