Литературная Газета 6293 (№ 38 2010) - [12]

– Виктор Александрович, кто из авторов вашего поколения оставил заметный след в поэзии?

– У меня на это особый взгляд. Я считаю, что самыми крупными поэтами моего поколения были два автора. Это Андрей Вознесенский, которого уже с нами нет, и ныне здравствующий Глеб Горбовский. Интересен тот факт, что они являются антиподами. Если в целом говорить про наше время, стоит отметить, что и в Москве, и в Ленинграде было немало промежуточных поэтов. Затем пришли стихотворцы нового поколения, которое было моложе нас лет на десять, – Виктор Кривулин, Бахыт Кенжеев и другие. А уже после этой волны практически никто громко не заявил о себе. Сейчас в любом журнале печатают множество стихов, выходит бессчётное количество книг, но при этом я не вижу реального движения. Оговорюсь, может быть, не вижу конкретно я. Возможно, видит кто-то другой. Но лично я навскидку не назову ни одного имени. Сегодня можно набрать человек десять достойных внимания поэтов-экспериментаторов. Но, во-первых, это очень малое количество, а во-вторых, творчество даже этих десяти авторов редко выходит за грань чистого эксперимента.

– Если не секрет, с чего начинался поэт Виктор Соснора?

– Я учился во Львове, в польской гимназии. Потом поехал в Ленинград – «за культурой». Сходил в Эрмитаж, в Русский музей, но, как мне показалось, они сильно проигрывали в сравнении с частными коллекциями Львова. То же самое было и с поэзией. В букинистических магазинах Львова уже тогда в великом множестве продавались стихи русских поэтов, изданные за рубежом, – Анны Ахматовой, Николая Гумилёва, Михаила Кузмина. А это ведь было советское время! Сталин, которого сейчас иногда представляют выродком и недалёким человеком, был отнюдь не дурак. На Западной Украине всё, кроме заводов, было в руках частных собственников. Был очень развит спорт. Так что до 18 лет я, можно сказать, рос на Западе. То, что я увидел в Ленинграде – от одежды до книг, – вызвало у меня большое разочарование. И от такой «культуры» я добровольно ушёл в армию на три года. В армии мне понравилось. Я был в десанте, куда брали только хороших спортсменов. После армии подружился с ленинградскими поэтами. А вообще тогда никто не знал поэтов-экспериментаторов, скажем, Цветаеву и Хлебникова, был широко доступен лишь Маяковский. Как все графоманы, я писал много и бойко, но, к счастью, впоследствии почти всё сжёг. Открылся я по-настоящему в возрасте 23 лет в книге «Всадники». Потом много ещё чего было написано. Желающий прочесть – прочтёт.

– Есть ли у вас сейчас что-либо неизданное?

– У меня изданы все произведения, в том числе и за границей. Я никогда не страдал от того, что меня не печатали.

– Ну, с поэзией вроде бы понятно. А что вы думаете о современной жизни?

– Я люто тоскую по коммунизму. Мне кажется, что до перестройки всё было очень стабильно. Не знаю, как другие, но я в ту пору был абсолютно свободен. В 1966 году купил себе хутор в Эстонии, каждое лето выезжал туда: жил и работал в своё удовольствие. Потом эстонцы нас выгнали. Сегодня же я никуда не могу поехать по причине безденежья. Всё стало очень дорогим. Вместо вожделенной свободы люди получили безысходность. Квартиру, в которой мы с вами находимся, я получил от Союза писателей. Как известно, писателей в советское время уважали. Сегодня же группки писателей (в основном москвичи) сражаются за премии, за остатки писательской собственности. Многое потеряно безвозвратно, а те блага, которые остались, большинству не по карману. К примеру, проживание в Доме творчества «Комарово» раньше стоило смешные деньги. Сейчас там писателей почти нет. Две недели проживания со скидками обходятся в 30–32 тысячи рублей. Возникает вопрос: а будет ли вообще работать Дом творчества в ближайшем будущем? Конечно, было бы лучше, если бы он сохранился.

– Какова сейчас роль союзов писателей?

– Я не знаю, чем сейчас занимается Союз писателей, в котором я состою. Меня приглашают туда на отчётно-выборные собрания, не более того. Но я всё равно никогда ни за кого не голосую. Я всегда был антиобщественным элементом, коим остаюсь до нынешнего времени.

– Существует ли в наше время иерархия таланта?

– Раньше в связи с этим вопросом у нас всё время кивали на Запад. Ведь на Западе, если человек талантлив, он идёт по ступеням к успеху. Там умеют различать и ценить талант, поскольку он стоит больших денег, на нём можно заработать. А у нас, как правило, блага жизни доставались и достаются тем, кто умеет прогибаться и пробиваться. В советское время в Союзе писателей было менее 20% настоящих писателей.

– А что же сегодня?

– А сегодня у нас каждый день траур. Вот леса горели, катастрофы постоянно случаются. При этом логика нынешней жизни говорит о том, что это закономерно. И тут уж не до писательских дел…

– Каким вы видите наше будущее?

– Мне 74 года, так что моё будущее известно. Я уже пережил клиническую смерть. Сейчас ничего не слышу и говорю, как видите, с трудом. А что касается остального, то об этом надо спрашивать того, кого называют Богом. Сейчас в мире создалась очень напряжённая обстановка. Кажется, что всё висит на волоске, идёт безумное ускорение технического прогресса. Земля перенаселена людьми. И не нужно во всех бедах винить только политиков. Политика – это следствие, а не причина. Человек сам уничтожает среду своего обитания. Посмотрите, в результате того, что вовремя не приняли меры, выгорела половина Центральной России.