Литературная Газета 6269 (№ 14 2010) - [14]

Есть в этом видимость юродства: «Месяц светит, котёнок плачет…» Но затем леденящее душу, не в бровь, а в глаз бьющее «нельзя молиться за царя Ирода, – Богородица не велит» так и не звучит. Значит, юродство не настоящее. Просто шутовство.

Не совсем понятно, что заставляет героя писать, скорее, это способ эскапизма: писательство как бы позволяет ему смотреть на жизнь со стороны, не вовлекаясь в неё слишком глубоко («Глядя на людское, мирное по большей части, копошение внизу, исполняешься какого-то доброжелательно-эпического спокойствия… Так удобно любить человечество с высоты девятого этажа»). Но писательство накладывает и необходимость брать на себя труд этим копошением интересоваться и реферировать его, отчего и появляются подробные описания собачьей площадки или сельской выгребной ямы. Кстати, самое страстное место в «романе»: «За потраву чужих участков многим из нас доставались пониже спины воспитательные заряды соли. Но и мстили мы за себя жестоко: раздобывши пачку дрожжей, мы тайно подбрасывали её своему обидчику – куда? – конечно же, в выгребную яму! Если у вас есть кто-то, кого вы по-настоящему ненавидите, а у него имеется выгребная яма, поступите с ним так же». Вот и воспитательная роль литературы дала о себе знать.

Почему Зайончковский выбрал такого героя? Видимо, таков герой-победитель в интеллигентском исполнении. Партизан, исподтишка гадящий «врагам» – как бытовым (посмели помешать воровать – дрожжи вам в сортир), так и идейным (зажулил аванс, выданный буржуинами), в лакейском образе переждавший «нового русского», загулявшего с женой…

Герой времени, хозяин жизни – бизнесмен, чеховский контингент остался на обочине ещё со времён продажи вишнёвого сада. Но если чеховские интеллигенты проигрывали жизнь и оставались симпатичны, то интеллигент Зайончковского научился побеждать. Правда, как гамма-самец.

Это симптоматично, в этом социальная значимость «романа нашего времени» и, кстати, перекличка с упомянутым выше рассказом Павла Антипова.

Надежда ГОРЛОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Дубина хорошей прозы

Литература

Дубина хорошей прозы

ПОДНИМИТЕ МНЕ ВЕКИ

Мартыну Ганину

Лев ПИРОГОВ

Если меня спросят среди ночи:

«Ты за хорошую прозу или за плохую?» – я, пожалуй, выберу плохую. По двум причинам.

Во-первых, когда спрашивают, хочешь ли ты быть здоровым и богатым или больным и бедным, платой за простоту выбора обязательно оказывается какая-нибудь гнусность, типа «ну тогда подпиши вот тут».

Во-вторых… буквально сегодня был случай.

Представьте, зачитался в метро. На эскалаторе обожгло: не туда еду!!! Перепутал пересадку с выходом! Заметался, хотел назад – но нет, автопилот в норме. Просто не заметил, как вышел, перешёл, опять сел, доехал.

Вот проза-то! Вот критерий хорошей прозы – себя забыть.

Но, скажем, я забыл, а ещё десять человек не забыли. Не цепляют их эти образы, не волнует этот порядок слов. Так какая же проза тогда выходит?..

Что такое литература, каждый понимает по-своему. Качество её определяется масштабом личности автора.

Точнее, конфигурацией: ведь что такое масштаб, каждый понимает по-своему.

Для одних масштаб – ведро водки выпить, для других – не кашлять в консерватории. Что русскому хорошо, то немцу смерть. Даже у одного человека в разном душевном состоянии приоритеты меняются.

Можно, конечно, попытаться вычленить миллион технических критериев «качества прозы», адекватных конкретному жанру конкретной литературы в определённый период и свести их в подобие периодической таблицы, но зачем? Если и без всякой таблицы понятно, нравится ли тебе книга.

«Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно!..» (Профессор Преображенский, «Собачье сердце». Грамматическая несогласованность между множественным числом «спиноз» и «его», – проза явно нехороша.)

Разве не жалок человек, тужащийся объяснить анекдот, чтобы тот казался смешнее? А теперь представьте, что ему присвоено звание статусного критика и он решает, какие анекдоты смешны, а какие – напротив.

Именно эту ситуацию мы считаем почему-то нормальной в литературной критике.

По мне, так не бывает несмешных анекдотов, бывают неуместные, несвоевременные и «не попадающие в аудиторию». И задача критика поэтому – свести читателя со «своим» текстом. Критик-брокер, критик-сваха – подай-принеси.

А хочется-то быть господином.

Отсюда возникает специализация «критик – мерило вкуса».

Такой ни за что не признается: «Братцы, я паренёк простой, люблю имя Роланд и пирог с яблоками», – боже упаси: «эксперт», козья морда. Всё, что выше или ниже его понимания, объявляется вне закона.

Впрочем, как не бывает «несмешных анекдотов», так не бывает и «неправильной критики»: у «экспертов» тоже есть аудитория, и немалая. Это те, кому надо не «почитать», а почувствовать себя носителями «эталонного вкуса».

Простейшая аналогия: для одних «веселье – питие на Руси» (тут сгодится и портвейн «Кавказ розовый»), для других веселье – этикетки читать: дескать, шато такое-то, не хухры-мухры, для солидных господ.