Литературная Газета 6259 (№ 04 2010) - [32]

Посмотрим, с чего начинается «История».

Художник спектакля Игорь Борисович Гриневич показывает нам ряд картин, плавно перетекающих друг в друга. Это Брейгель и Босх – духовидцы, а вовсе не беспочвенные фантазёры. Их мир – реальность не только мудрого Средневековья – изрядно поглупевшее Новое время не освобождается от мистического присутствия своим невежеством. Важно, что Гриневич разбивает зеркало именно этого мира, именно осколок Брейгеля–Босха попадает в глаз Каю. Кусочек истины.

Далее два вопроса: кто это сделал и как себя поведёт избранный?

Понятно, набезобразничали тролли. Но как решил их художник? О, они на сцене Новосибирской оперы – парное воплощение «безумного профессора». Чудаки, играющие в свои игры. Просветители? Ничуть – именно хихикающие сумасшедшие с непонятной логикой, персонажи не Евгения Шварца, но – скорее – Фридриха Дюрренматта.

Какова реакция Кая? Он перестаёт видеть хорошее. А ведь режиссёр спектакля Алексей Степанюк даёт понять, что вокруг есть на что посмотреть.

Взгляните – будто говорит он вместе с балетмейстером Татьяной Капустиной – рядом с нами прекрасные физкультурницы: они молоды, здоровы, бесконечно красивы. Не стоит забывать о них – они дарованы нам небом, лучше считать так, чем видеть в нечеловечески совершенных девушках маскирующихся хтонических чудовищ. В конце концов, инвертируя Уайльда, уродство в глазах смотрящего.

И что? Призывы режиссёра тщетны. Конькобежки скользят по площадке не то мюзик-холла, не то балета на льду, но Кай прицепляет санки к выезду Снежной королевы и устремляется в снег, во вьюгу. Желание понятное. Девочки слишком просты. Как прост, впрочем, и мир, наделяемый сложностью лишь постигающим его разумом.

Разума Каю не хватает, это да. Он ищет мужественного спокойствия застывшего – льда, а находит неуёмные круговороты женского непостоянства, текучего вихрения воды. Ему невдомёк, что высшее мужество – быть опорой для женской ножки в стальном коньке-скальпеле, таять под этим ланцетом Эроса.

Кай не герой, не следует заблуждаться. Герой не бывает зол – он в худшем случае равнодушен. Он стремится стать сверхчеловеком не для удовлетворения самолюбия, но для насыщения любопытства: что там открывается с этой вершины? Герой уходит, чтобы сложить слово «вечность» не для того, чтобы с отчаянием воскликнуть: «Вечность – это скучно!», но для того, чтобы сказать это же равнодушно.

Кай Сергея Баневича не таков. Он слаб, безволен, лишён воображения. Весь мир для него – ничто, если нет коньков в придачу. Только не ищите в этих коньках символ, возвышающий быт, это знак очевидной мелочности.

Да, у Кая был теоретический шанс «войти в опочивальню» Снежной королевы. Ему и нужно-то было всего лишь стать ещё более ледяным, чем она. Отринуть вечность с презрением аристократа. Но мальчик лишён субъектности. Лучшее, на что он способен, – откликнуться на «зов родимого хаоса» (Вяч. Иванов).

Такое решение режиссёра могло показаться чересчур пессимистичным, не разреши он конфликт не-героя в рамках христианской антропологии.

Действительно, сложить из льдинок слово «вечность» пока удалось только Фридриху Ницше, но вспомните, какую страшную цену он за это заплатил! Он был певцом аристократизма, но сам, к сожалению, аристократом не был. Он любил Диониса, но Дионис не любил его: греческий веселящийся бог послал философу вместо себя Барона Субботу, этого мрачного Вакха культа вуду.

Теперь посмотрим, как оформил мир даже Снежной королевы Игорь Гриневич.

Подобно всем знакомому потоку нулей и единиц, составляющих само существо вселенной «Матрицы», наш мир Игорь Борисович сделал не просто потоком букв – он дал понять, что то Слово, которое было «в начале», произносится до сих пор, и пока оно звучит, окончательная смерть нам не угрожает.

Поэтому и прерывается вдруг усиленное микрофонами пение, замолкает оркестр, зажигаются свечи, а на небе восходит звезда, которую увидели некогда волхвы. Негромкое пение а капелла – и мы видим выход из тупика необеспеченного сверхчеловеческого: куда как больший эстет и радикал, чем Ницше, Константин Леонтьев ушёл от безумия, сознательно «соскочив с темы». Русского барина спас Афон, тайное монашество, Свете Тихий, который предложили нам и авторы спектакля.

Мне понравился мюзикл Баневича. Да, вряд ли можно назвать «Историю» оперой, но по мне и в жанре мюзикла нет ничего постыдного. Мне понравился спектакль. Обычно я бываю строг к Алексею Степанюку и ругаю его. Но так ругают «своих» за недостатки вкуса, за чудовищные проколы, за эстетическую нечуткость, за леность мысли.

В «Истории Кая и Герды» я не нашёл ничего, за что смог бы упрекнуть режиссёра. Да, Алексей Олегович прекрасно понимает природу театральности, что доказал ещё раз – и теперь безукоризненно!

Степанюку удалось сделать быт спектакля тёплым.

Гриневич показал, что эта теплота священна.

Оба смогли выразить это в образах, близких детям.

Теперь дети знают, как победить Барона Субботу. Нужно просто посмотреть выше.

Евгений МАЛИКОВ, НОВОСИБИРСК–МОСКВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345