Литературная Газета 6257 (№ 01 2010) - [11]

Словом, русский орёл после завершения сталинской эпохи был о двух главах. Несмотря на споры и взаимные укоры, делали они общее дело.

«Встроенный в систему» писатель Солоухин, бывший членом комитета по присуждению Ленинских премий, прогремел «Чёрными досками» и «Письмами из Русского музея», в которых, по сути, выступил апологетом Святой Руси, связуя оборванные нити исторической преемственности, показывая красоту и социальную правду крестьянской России.

Нелегал Солженицын стал продолжателем дела Пушкина, выступив с критикой новой «образованщины», мечтавшей под крылом ЦК КПСС поднять флаг глобально-либеральных «общечеловеческих ценностей». Ведь именно Пушкин использовал выражение «полуобразованный» применительно к сторонникам «чужеземного идеологизма», вычисляя русскую «формулу» самобытности, найденную с его подачи славянофилами и почвенниками.

Словом, сторонники Русского возрождения шли двумя разными путями к одной цели – обретению Россией национального самосознания.

В 60–70-е годы возродилось Русское слово. Астафьев, Белов, Распутин, Шукшин… Вершины заоблачные, наша национальная слава и гордость. Появление этих новых классиков, их слово, скорбящее по утратам, но и твёрдо стоящее на страже своего и родного, будь то имя, озеро, изба с русской печью, русское поле или лес, было важнейшим событием в духовной жизни страны.

В 80-е годы общественная атмосфера менялась. Московское издательство «Современник» стало издавать серию книг под рубрикой «Любителям российской словесности», в которой публиковались и научно комментировались работы классиков свободной консервативной мысли XIX века – Карамзина, Одоевского, братьев Аксаковых, Киреевского, Хомякова, Соловьёва. В Уфе Башкирское книжное издательство опубликовало сборник стихотворений и других работ Аксакова. «Последний из могикан» Серебряного века Лосев сумел в издательстве «Мысль» опубликовать биографию В. Соловьёва, которая чуть не была уничтожена Комитетом по печати. Ликвидация стотысячного тиража была заменена его «ссылкой» в отдалённые районы страны, откуда были налажены каналы доставки этого уникального по тем временам издания. Были опубликованы и по-новому прокомментированы труды Аполлона Григорьева и Чаадаева…

В эпоху перестройки последовал настоящий вал публикаций трудов классиков религиозной мысли Серебряного века и русского зарубежья. В мире отечественной мысли и культуры для советского читателя были наконец «обнаружены» её консервативный и либеральный «континенты», тесно между собою связанные.

«Литературная газета» старалась объединить силы национального возрождения. Газета завела тогда постоянную рубрику «Из истории русской философской мысли», где стали публиковаться первые в послереволюционной истории страны биографические очерки и обзоры творческой деятельности виднейших представителей отечественной культуры, сопровождаемые великолепными портретами Ю. Селивёрстова.

Обратило на себя внимание то обстоятельство, что героями публикаций «Литгазеты» были мыслители консервативной ориентации, понимавшие Русскую идею как церковно-царскую, но очищенную от духа подражательности, за что их не поддержали в своё время ни представители дореволюционных властей, ни орден либеральной интеллигенции, взявший курс на ликвидацию исторической России, ни победившая и укрепившаяся советская власть. Авторы материалов в «Литературке» обращали особое внимание на искреннюю религиозность своих героев. Кстати говоря, именно она отличала всех свободных консерваторов-самобытников от представителей чиновничьей «официальной России». Для большинства последних, как и для Вольтера, религия была фальшивым, но до поры до времени удобным механизмом, необходимым для функционирования вертикали власти.

А. Гулыга, характеризуя истоки возвращения Владимира Соловьёва к христианству, обратил внимание на искреннее стремление своего героя к религиозности. Об этом сам молодой философ в письме сказал так:

«...Наука не может быть последнею целью жизни. Высшая истинная цель жизни другая – нравственная (или религиозная), для которой и наука служит одним из средств».

Авторы очерка о Флоренском, его внуки, обратили внимание на ту же типичную черту подлинного консерватизма, рассказав, что их дед сознательно поступил в Московскую духовную академию, «желая произвести синтез церковности и светской культуры, вполне соединиться с Церковью, но без каких-нибудь компромиссов, честно воспринять всё положительное учение Церкви и научно-философское мировоззрение вместе с искусством…»

Аналогичный волевой мотив искреннего движения к Церкви как воплощению верховной истины фиксировала И. Роднянская, говоря о формировании мировоззрения С. Булгакова, который воспринимал своё зрелое обращение в православие как возврат «под отчий кров блудного сына евангельской притчи». Исследовательница ссылалась на отзыв его ученика Л. Зандера, отметившего, что искания Булгакова были символическими «в истории русской души», «а его священство – как залог оцерковления русской интеллигенции».

В процитированных авторами «Литгазеты» высказываниях Соловьёва, Флоренского и описании нравственной сути порывов Булгакова содержалось свидетельство восприятия нашими дореволюционными классиками того мировоззренческого и «совестного» подхода, который был выработан ещё Пушкиным, а затем подхвачен его последователями, славянофилами и почвенниками. Честное принятие православия, равно и всего, что из него проистекло в отечественной истории, – вот вклад Пушкина в отечественную мысль. Он опирался не столько на чистое государственничество, как это бывало у консерваторов-бюрократов, сколько на искреннюю религиозность. Указание на эту мысль и на данный смысл свободного консерватизма заключены в известной фразе: «…греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, даёт нам особенный национальный характер». Пушкин здесь предвосхитил других свободных консерваторов, которые, как и позднейшие религиозные философы, поэты, определили в качестве главного устоя народной и государственной жизни искреннюю веру во Христа Бога. Эта стержневая идея объединяла всех самобытников во времени и пространстве Русского мира, несмотря на все их индивидуальные различия. Все они принципиально отстаивали истинность общего для них отправного тезиса о первичности Веры. Именно на ней, по их мнению, покоилась христианская империя в качестве второго устоя цивилизации. Да и третья несущая опора жизни – народность, понятие, указывающее на индивидуальное «лицо народа», понимается свободно-консервативной школой как средоточие и слитие в одно целое этнографического, культурного, традиционного, ментального начал, равно оплодотворённых православной духовностью.