Литературная Газета 6249 (№ 45 2009) - [15]

– Германский опыт может оказаться интересным для российских историков. Например, как сохранить толерантность в общении с Польшей, желающей превратить своё историческое прошлое в политическое настоящее? У нынешней Германии накоплен большой опыт «исторических» дискуссий с Польшей. Причём не так давно эти дискуссии с польской стороны скакнули на государственно-политический уровень… Как преодолевает Германия «исторические» проблемы с восточным соседом по Евросоюзу? Ведь налицо различные интерпретации одних и тех же исторических событий. Казалось бы – тупик…

– И тем не менее дискуссии идут, отношения развиваются. В чём-то позиция Польши понятна – с учётом исторического опыта страны её представления и желания вызывают сочувствие. Хотя тут можно, конечно, и пошутить: тот, кому не удалось стать героем, хочет быть по крайней мере жертвой…

– И Польша успешно осваивает эту роль исторической жертвы на политическом уровне, причём по всем направлениям – и на Востоке, и на Западе… В ходе разработки Лиссабонского договора, когда речь зашла о процедуре подсчёта «национальных голосов», поляки заявили немцам, что если бы они не напали на Польшу, то поляков было бы значительно больше и соответственно их голосов сегодня – тоже…

– Подход к историческим исследованиям по ряду тем в Германии и Польше в корне различен. Мы, немцы, примирились со своей ролью «виноватых», хотя это был весьма болезненный процесс. Мы виноваты в развязывании Второй мировой войны, мы несём нашу «историческую ответственность». Эта позиция определяет направленность и тон наших исторических исследований. Сформировалась она в результате поражения в войне и раздела Германии.

Позже, в разгар холодной войны, было время, когда любое противостояние коммунизму считалось доблестью – вот почему Западная Германия в те годы находила иной раз применение для бывших нацистов, боровшихся против СССР. Некоторые из них работали даже в государственном аппарате. Это, кстати, помогло ГДР сформировать собственную «победную» историографию – вся вина за войну была «скинута» на ФРГ, где якобы окопались фашисты и реваншисты…

Я считаю, что наше критическое отношение к собственной истории – это не слабость, а сила. Значительно более проблематичным кажется мне такой подход, когда исследователи концентрируются лишь на положительных, героических моментах истории своих государств, вытесняя всё плохое, постыдное. А между прочим, такой подход в равной мере присущ официальной исторической науке как в Польше, так и в России…

– Но у нас довольно много историков, мыслящих вполне критически и не стесняющихся в резких оценках российского прошлого…

– Но они остаются в рамках научного сообщества. Они не определяют тона, в котором исторические события преподносятся общественности, СМИ, а иногда и излагаются на страницах школьных учебников.

В последние годы перестройки и первые годы правления Ельцина были основания считать, что российское общество и на официальном уровне сможет критически – но не примитивно «обвинительно»! – взглянуть на свою историю. Достаточно вспомнить критику сталинизма, визит Ельцина в Польшу, исследование болезненной не только для польско-российских отношений, но и для собственной истории России темы «Катынь», активнейшую общественную деятельность организации «Мемориал»… Но всё это – в прошлом.

Польша же, подчёркивая свою роль исторической жертвы, так и не заняла официальной позиции по отношению к своей роли в Мюнхенском пакте 1938 года, когда она участвовала в разделе Чехословакии, пусть даже минимально… Это далеко не славная страница польской истории. Равно как и давление на Литву с целью вынудить её признать польское завоевание Вильнюса.

Мало освещаются такие постыдные моменты польской истории, как польский антисемитизм в период гитлеровской оккупации и еврейские погромы первых послевоенных лет. Но, конечно, не нам, немцам, судить, как должны поступать поляки с «тёмными пятнами» своей истории.

– Показательно и отношение поляков к послевоенной депортации мирного немецкого населения из областей, отошедших к Польше по результатам Потсдамского договора. Методы выселения гуманностью, мягко говоря, не отличались… Однако официальная Польша, требуя признаний «вины» от Германии – как по другим вопросам от России, – сама не торопится повиниться в жестоком отношении к людям, у большинства которых вся вина состояла лишь в том, что они были немцами…

– Да, изгнание (официально «переселение») немцев из Польши и Чехословакии проводились жёсткими методами. Я считаю, что нам, немцам, должно быть позволено это сказать без того, чтобы сразу быть обвинёнными в попытке отказаться от своей исторической вины, приуменьшить её, «зачесть» в неё преступления против мирного немецкого населения. Но должен сказать, что различные взгляды на эту тему не мешают мне поддерживать хорошие отношения с польскими и чешскими коллегами.

Знаете, я думаю, со временем всё нормализуется. Официальные решения – это ещё не вся историческая наука. И уж тем более – не всё общество. Например, польские епископы уже давно, ещё в 60-х годах, извинились перед жертвами послевоенных депортаций. К сожалению, в Германии недостаточно оценили тогда этот великодушный жест, который в самой Польше, надо сказать, многими был встречен очень критически.