Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе - [17]

Сделаем паузу. Назрел вопрос. Описание всего (!) видимого Чичиковым подается со специфическим гоголевским хихиканьем. Причем, велика сила читательской инерции. Он, как начал улыбаться, читая про мужиков у трактира, так и продолжает до конца книги, не задумываясь, над чем смеется. Чтобы разрушить это колдовство, надо сотворить молитву, как бурсак Хома, или принять холодный душ и пробежаться. После этого можно продолжить чтение. Так и сделаем.

• Перед знакомством с помещиками обратим внимание на подлые фамилии их соседей: Свиньин, Харапкин, Трепакин, Плешаков и т. п.

• Помещики, Коробочка, Плюшкин, Собакевич… изображены с убедительнейшим мастерством, подкрепленным прямо-таки зрительно воспринимаемыми деталями. Думать читателю здесь не над чем. Обжорство, скряжничество, вранье, скопидомство суть пороки самого низкого уровня. Это темы для басен Крылова. В начале XIX в. такие типы были смешны, в XX в. – нет. Мир стал серьезнее и юмор тоньше. Гоголевская сатира воспринимается архаично-примитивной. Есть редкие исключения: невозмутимая реакция Собакевича на предложение Чичикова и проблеск трагического у Плюшкина.

• Прочтем дальше, но и то, что читается между строк. Гоголь, убежденный крепостник, не понимал, что корень зла лежит именно в крепостничестве, и есть еще более страшные пороки, чем обжорство, вранье, маниловщина и т. д. Это – отсутствие ответственности за судьбы крестьян, неспособность видеть в них человеков. Не понимал, и все тут. Читатель, следуя за автором, не возмущается, а посмеивается, читая, как Чичиков торгует крестьян (хоть и мертвых), как и другой товар, или про то, как дворовая девка должна была чесать пятки барину перед сном. Покойник так любил. Забавно!

• Далее следуют впечатления о «длинной и скучной дороге с ее холодами, грязью… перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами», о названиях сел как то: «Вшивая-спесь», «Задирайлово-тож», о том, что будочник проснулся и поймал вошь, о драке со смертельным исходом, затеянной купцами, и как им удалось откупиться и т. д. в том же духе.

Но это еще не все. Гоголь впадает в публицистику, применяя обобщения типа «Таков уж русский человек» или «Эх, русский народец!»:

– Не любит умирать своей смертью (спился, упал с церковного купола, убили приятели, утопился).

– «На всех наших собраниях… присутствует препорядочная путаница…видно народ такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать».

– «…ученый подъезжает… необыкновенным подлецом… Цитирует… древних писателей и чуть видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он… Потом во всеуслышанье с кафедры, – и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников».

– У русских есть «свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки… пятый… грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом… шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет… подобраться поближе к личности станционного смотрителя», т. е. шестой – картежник, а седьмой в драку стремится.

– «Таков уж русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений».

– «…престранные и пресмешные бывают люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!»

– «горячие патриоты» занимаются «какой-нибудь философией или приращениями на счет сумм нежно любимого ими отечества, думающие не о том, чтобы не сделать ничего дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное».

– «А кто из вас… углубит во внутрь собственной души сей тяжелый запрос: “А имеется ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?” Да, как бы не так!» Даже безжалостный Свифт не обращался так беспардонно к читателю.

Тошно читать эти бесконечные пошлости. Приходят на ум слова Достоевского о Гоголе, что просматривается «довольно противная фигурка». В «поэме» нет юмора (исключение – разговор двух мужиков в начале), нет иронии, есть хула. Все ничтожно, подло и достойно осмеяния: город, горожане, русская природа, деревни, крестьяне, бабы, помещики, чиновники, патриоты… Да и в читателе, подозревает автор, таится доля Чичикова. Перелистаю книгу до конца. Внимание, конец!

Он совершенно не подготовлен, не обоснован предыдущим содержанием. «Русь-тройка мчится, обгоняя другие народы и государства!» Это все равно, что кончить похоронный марш веселой полькой. Но покойник как лежал, так и лежит бездыханный. Составитель учебника должен бы прокомментировать этот момент, как он того заслуживает. Но он восхищен. Ученик, «человек логический», находится в недоумении, откуда взялся такой лихой образ России и кто из героев книги сидит в бричке? Чичиков, Коробочка? Напомню, идея фикс, что можно обогнать дряхлеющую Европу именно ввиду своей полной отсталости, была распространена в России и до Гоголя, и после него.