Листья лофиры - [90]

Восемнадцать-двадцать пар любопытных детских глаз наблюдали за странной сценой; никто не вышел из-за стола, никто не сказал ни слова; с напряженным вниманием следили мальчишки и девчонки за людьми, приход которых произвел столь неожиданное впечатление на учителя…

На стенах класса — старые карты Французской Западной Африки, откуда-то вырезанные изображения средневековых европейских замков, литография портрета Франциска Первого, написанного Клуэ; на столе учителя— учебник французского языка, учебники арифметики, истории, географии; на стене — текст конституции Республики Мали, наискось пересеченный зелено-желто-красной лентой национальных цветов. А на доске — текст урока, больше похожий на текст политической статьи: ребята переписывали в свои тетрадки страстные лозунги, призывающие народы Западной Африки к единству.

Решетин, тронув меня за плечо, показал на мальчишку, сидевшего за первой партой. Он был явно младше других, этот бритоголовый мальчишка в темном, широко распахнутом на груди халате. Откинувшись назад, он сидел, задумчиво опершись на руку, и спокойные, мудрые, чуть продолговатые глаза его глядели куда-то мимо нас. На краю стола перед мальчишкой висел матерчатый мешок, в котором он принес учебники; на столе лежала закрытая тетрадь. Мальчишка, несмотря на приход посторонних, был занят какими-то своими думами.

— Ломоносов, — сказал мне Решетин. — Ей-богу, малийский Ломоносов…

Его звали Барри Мамуду и он был по национальности пэль, этот двенадцатилетний Ломоносов из африканской деревни Софара.

— Вот, найди слова, чтобы через этого мальчишку выразить новое в Мали, — предложил Решетин.

— Будущее Африки, — сказал я.

Потом мы снова разговаривали с учителем и его красиво одетой супругой. Мы узнали, что его зовут Джакария Кулибали, что он, собственно, не учитель, а секретарь софарийской секции партии Суданский Союз и работает учителем только потому, что больше некому учить детей; ему помогает жена, и вдвоем им удалось наладить ученье.

А я все думал о темнокожем Ломоносове и когда настала пора уезжать, я еще раз зашел в класс, еще раз посмотрел на мальчишку и покинул Софару с ощущением, что там, в небольшом классе, на меня смотрело будущее Африки мудрыми, спокойными глазами двенадцатилетнего мальчика по имени Барри Мамуду…

— Мы хотим счастья каждой семье, — так несколько неожиданно определила задачи женской организации Мопти Сира Диоп, пришедшая в гости к нашим женщинам. Уже вечерело, кружили над акациями летучие мыши; за Бани горела саванна, и розоватый отблеск пожара лежал на пепельном небе, смешиваясь с неяркими красками заката. — Каждой семье, — повторила Сира Диоп.

Высокая, статная, в развевающейся зелено-голубой прозрачной накидке, в ярком платье с надписями «величие и счастье Мали», Сира Диоп легко и стремительно вбежала во двор отеля почти сразу после нашего возвращения из Дженне и, едва поздоровавшись, протянула учебник русского языка, выпущенный в Москве для французов:

— Почитайте, пожалуйста, по-русски. Я учу ваш язык, но никогда не слышала, как говорят русские.

— Я так жалею, что только сегодня узнала о вашем приезде, — сокрушенно вздохнула Сира Диоп. — Три дня я могла бы слушать, как вы говорите!

Но теперь Сира Диоп не желала терять ни секунды

— Читайте, читайте, — сказала она, усаживаясь в кресло и придвигая к себе поближе два других кресла для наших женщин. — Как можно больше читайте!

Чтение начального учебника родного языка — занятие не из увлекательных, и Сира Диоп сжалилась, взяла учебник и глазами пробежала только что прочитанные фразы.

— Хорошо. А теперь поговорите между собой. О чем-нибудь.

Уж если о чем-нибудь и хотелось поговорить нашим женщинам, то прежде всего о жизни самой Сира Диоп, о жизни женщин Мопти, но разве хватит духу отказать в такой просьбе?.. Сира Диоп смилостивилась лишь после того, как сама немного почитала вслух по-русски и научилась произносить нелегкое слово «пожалуйста»… Этим словом — «пожалуйста» — Сира Диоп разрешила нам перейти к вопросам.

Почему она учит русский язык?.. Сира Диоп была с делегацией малийских женщин в Чехословакии, в Праге, и много слышала там о Советском Союзе. Сира Диоп выписывает газету «Нувель де Моску», но ей кажется, что этого мало, и она решила выучить русский, чтобы свободно читать любую литературу.

Сира Диоп вместе со своим мужем, врачом, училась в Рюфиске и сейчас работает директором моптийской школы. По утрам она учит ребятишек, а по вечерам, три раза в неделю, — взрослых женщин, причем вечернюю школу посещает около сорока человек… Сира Диоп по национальности бамбара, ей тридцать два года и у нее пятеро детей; самой маленькой девочке — всего два месяца… В Мопти Сира Диоп возглавляет городскую женскую организацию. имеющую секции во всех кварталах…

Вот тогда-то, определяя задачи женской моптийской организации, мадам Диоп и сказала, что они хотят счастья каждой семье.

Я не думаю, что Лев Толстой был прав, утверждая, что все счастливые семьи похожи друг на друга; счастье многолико и желать одинакового счастья всем семьям, право, бессмысленно… Сира Диоп, сказав свои неожиданные слова, имела в виду отнюдь не отвлеченное понятие о счастье, — она имела в виду городок Мопти, малийские семьи, их традиционный уклад, видимо, мешающий — тут уж все карты в руки Диоп — подлинному человеческому счастью. И скоро выяснилось главное: Сира Диоп полагала, что семейное счастье немыслимо без полного равенства супругов. По конституции Республики Мали женщины и мужчины равны, они могут избирать и могут быть избраны в любой государственный орган. Но конституция лишь предоставляет женщинам и мужчинам равные права; для того же, чтобы они стали реальностью, нужно добиться полной эмансипации женщин… Быть может, самые серьезные препятствия на пути к этому — обычай выкупать невест и многоженство.