Листья лофиры - [44]

Зависит это не только от исторически сложившихся навыков населения, но и от того, что Фута-Джаллон в меньшей степени, чем другие районы Гвинеи, заражен мухой цеце — разносчицей сонной болезни.

Ндама и овцы пасутся без всякого присмотра — небольшие стада их часто встречаются у дороги. Интересно, что возле коров и быков непременно вышагивают белые птицы, похожие на цапель; французы называют их «пикэ бёф», то есть «колющие быков», а фульбе — «лаба», как объясняет мне Селябабука. Лаба не «колют» быков в точном смысле этого слова. Наоборот, они склевывают с них кровососущих и прочих жалящих насекомых, в том числе и муху цеце, и тем самым достигается взаимная выгода: птицы получают пищу, а ндама избавляются от своих подчас смертельных врагов.

Не знаю, есть ли на земном шаре уголок, столь не похожий на все остальное в мире, что посещение его не вызовет в памяти никаких ассоциаций… Фута-Джаллон, по крайней мере, не принадлежит к числу таких уголков. Казалось бы — что общего с Россией?.. Плоские, характерные для Африки горы, луговая саванна, островерхие деревни, но вот мелькнули копны бледно-желтых тростниковых снопов, заготовленных для крыш хижин, и перед глазами — осеннее сжатое поле, колючая стерня, стая грачей в холодном небе…

И уж совсем фантастика — сосновый бор!.. Да, да, самый настоящий сосновый бор, хотя во всех солидных ботанических монографиях засвидетельствовано, что южнее Сахары сосны в Африке не растут!.. Сразу за Далабой я заметил песчаную дорожку, обсаженную по бокам соснами и уводящую куда-то в сторону от шоссе; думал — почудилось, очень уж это похоже было на Прибалтику или нечто подобное, но теперь все сомнения рассеялись: сосны — вот они, рядом!.. Мысль об открытии (в Африке-то!) несколько секунд услаждает мое честолюбие, но я не позволяю ему разыграться: наверное, я чего-нибудь не знаю, вот и все.

… Кто сможет назвать имя человека, пронесшего крупное, в белых волокнах семя манго из Индии через пустыни Аравии, Ливии, Нубии в тропическую Африку?.. Следы его развеяны, смыты дождями, ни один древнеегипетский папирус не запечатлел его имя — оно забыто навсегда. Но такой человек был — или их было несколько? — и он зарыл в красную землю Африки продолговатое с гремящей внутри косточкой семя… Человек умер, человек исчез, но осталось дело его жизни, и по всей тропической Африке огромные шумные деревья поют саги о нем, забытом… И был еще человек, который перевез на паруснике из Америки в Африку зерна маиса, — перевез и высадил, научил африканцев выращивать его. Ныне по всей Гвинее, в том числе и на Фута-Джаллоне, сеют кукурузу — она прочно вошла в рацион. Скрип камней, которыми перетирают зерна маиса, менее поэтичен, чем шум тенистых манго, но и он звучит в каждой хижине, из года в год напоминая о забытом… Их было много — людей, которые творили добро и, сами того не подозревая, меняли лик планеты, рассеивая по материкам живое семя… Они разнесли кокосы по всем тропическим побережьям, они доставили из Америки в Африку маниок и рассказали, как избавляться от его ядовитых соков и приготовлять муку тапиоку; они рассадили баобабы — универсально полезные деревья — по саваннам, сменившим сожженные леса; они вывезли из тропической Африки и распространили по всему миру клещевину, собрали в Бразилии и разбросали по свету зерна арахиса, рассадили по всем континентам апельсины, лимоны, эвкалипты и даже занесли на Фута-Джаллон клубнику.

Какими были они, эти жившие в разные века — а то и тысячелетия! — люди? Как выглядели они?., Бог весть! Я знаю лишь, как выглядел один из них, потому что видел его фотографию, сделанную лет тридцать назад. Там, на этой фотографии, стоит возле узорной литой ограды, заложив руки за спину, человек в коротком с округлыми полами пиджаке, в жилете, узких брюках, в шляпе с высокой тульей и широкими полями, — стоит могучий старик с седыми запорожскими усищами и фигурой располневшего грузчика; только посаженные на мясистый нос очки в тонкой металлической оправе, сквозь стекла которых видны сощуренные насмешливые глаза, заставляют думать, что человек этот, пожалуй, имел отношение и к кабинетной работе…

Да, имел. Этот человек — ученый с мировым именем, крупнейший знаток тропической флоры, почетный президент Французской академии наук. Его зовут Огюст Шевалье, и это он рассадил индокитайские сосны по Фута-Джаллону… Еще в пятидесятых годах Шевалье — глубокий старик — был жив, но я не знаю, жив ли он сейчас, и мне не хочется наводить справки… Сосновые боры шумят на плоских возвышенностях Фута-Джаллона, роняют на землю некрупные нежно-коричневые шишки с семенами, источают под жаркими лучами солнца густой смолистый аромат — и это главное, вечное, рядом с которым нелепы раздумья о смерти.

Огюст Шевалье принадлежит к числу тех французов, о деятельности которых в Гвинее народ сохранит благодарное воспоминание.

Во всяком случае, Диаре Мусса, мой московский знакомец, говорит о нем с почтением, а будь инспектор по охране вод и лесов более экспансивным человеком, в словах его, наверное, слышался бы и восторг. Но Диаре Мусса — не Сангару Тумани, он сдержан, уравновешен и даже о том, что волнует его, говорит спокойно, просто, отвлекаясь от всяческих эмоций и несущественных деталей.