Листья лофиры - [29]

Но требование во всем разобраться, требование отделить главное от второстепенного не покидало меня, и по прежнему опыту я знал, что не будет покоя до тех пор, пока я не подчинюсь ему и не подчиню логике хаос впечатлений и ощущений.

Владыкин и Машковский легли спать и ждут, когда я погашу свет. Я выключаю свет и тоже ложусь, хотя едва ли засну сейчас.

Луна еще не взошла, и тьма настолько непроницаема, что безразлично, лежать ли с закрытыми глазами или с открытыми. Мне это безразлично еще и потому, что перед моим мысленным взором продолжают полыхать ослепительные краски, проносятся отрывочные, внешне не связанные между собой картины…

Самое яркое, самое красочное пятно в воспоминаниях о минувшем дне — базар в Киндии. Вокруг базара — белые дома европейского типа, домики и хижины гвинейцев (их называют «казы», это французское слово), огромные зеленые деревья; неподалеку — железнодорожная станция, на которой лежат под навесом готовые к отправке ящики с ананасами, полиэтиленовые мешки с бананами. Но все это как будто не имеет никакого отношения к рынку, живущему своей шумной, суетливо-пестрой жизнью… Мысленно я вновь прохожу по рядам, где высятся горы оранжевых апельсинов, желто-зеленых манго, бледно-желтых грейпфрутов, где розовеют маленькие кучки орехов кола, алеют помидоры, зеленеют салаты, лежат крупные, в коричневатом волокне, кокосовые орехи, длинные узловатые корешки маниока, клубни батата, песочные кучки проса, фоньо, риса, где связки нежно-желтых с зеленцой бананов соседствуют с ощетинившимися рядами колючих бурых ананасов… По всему базару разгуливают продавцы тканей — это исключительно мужчины, подчас модные молодые парни в узких брюках, ярких рубашках, в повязанных вокруг шеи цветастых косынках. Но есть на рынке особые торговые ряды, где продаются только ткани, преимущественно ситцы, развешанные для всеобщего обозрения на веревках. Голубые и оранжевые, красные и зеленые, желтые и синие, белые и черные, гладкие и пестрые, в шашечку и полоску ткани образуют прямо-таки фантастический букет; нередки на тканях рисунки жираф, львов, причудливых деревьев, пальм, ананасов, встречаются полотнища с географическими картами Гвинеи, с лозунгами «Да здравствует республика Гвинея!», «Труд, Справедливость, Солидарность», с портретами политических деятелей.

Конечно, все эти ткани заморского производства, но из них гвинейцы шьют себе красочные одежды, которые ярким штрихом дополняют внешний облик страны. Кстати, тут же, в тени деревьев, строчат на швейных машинах портные в пробковых колониальных шлемах (между прочим, нам не встретилось ни одного европейца в таком шлеме).

В крытом рынке на земляном полу сидят, лежат, спят, судачат, играют в кости, продают посуду из глины, калебасы и ложки из тыквы-горлянки, металлические тазы, которые в Гвинее находят себе универсальное применение; здесь же готовят еду, здесь же женщины комбинируют из одноцветных тканей пестрые, каким-то хитрым способом сплетая разноцветные полоски; а рядом продают плетеные корзины, циновки, коврики с несложным узором, бусы из раковин, сумки из змеиной и крокодиловой кожи; и тут же сапожники тачают обувь, которая подчас состоит из деревянной подошвы и тонкого ремешка.

Теперь, несколько часов спустя, я выделяю из хаоса красок три — красную, желтую и зеленую, выделяю цвета национального флага, которые явно преобладали в общей гамме… Как и в Конакри, в Киндии было много национальных флагов, много трехцветных платьев, трехцветных лохматых соломенных шляп; были расписанные в три цвета стены и заборы, и даже промелькнула за окном автобуса раскрашенная таким же образом рощица деревьев…

Из Киндии мы ездили на Пастеровскую станцию, или «Пасторию», как ее называют здесь, и вместе с нами ездила гвинейка-гид, сказавшая, что ее зовут Мария. Это была крупная полная женщина с нарумяненными щеками, подкрашенными губами, насурмленными бровями на черном лице. В честь торжественного случая Мария надела яркое желтое платье с крупными рисунками, изображающими президента республики, который, сидя верхом на белом вздыбленном коне, пронзает копьем извивающегося крокодила с надписью вдоль хребта — «колониализм»… В Гвинее из-за мухи цеце лошадей не разводят, и, наверное, не все гвинейцы знают, что это за зверь, на спине которого восседает их президент. Но что такое крокодил, что такое колониализм — понятно всем, и сюжет явно не африканского происхождения стал очень популярен.

В автобусе мы говорили о событиях, предшествовавших провозглашению независимости, говорили о тех днях, когда Политбюро Демократической партии Гвинеи отклонило предложенный французским правительством проект конституции.

Референдум, проведенный 28 сентября 1958 года, закончился полной победой сторонников независимости страны. 2 октября территориальная ассамблея Гвинеи (ныне — Национальное собрание) официально провозгласила независимость. В системе колоний Французской Западной Африки была пробита первая брешь — первая, но не последняя…

Как только стали известны результаты референдума, из Парижа последовало распоряжение прекратить все финансовые операции с Гвинеей. Корабль с грузом риса для Гвинеи проследовал к Берегу Слоновой Кости. Все служащие французских государственных учреждений, специалисты, работники коммунальных предприятий, врачи, учителя получили предписание покинуть Гвинею, и в первый же месяц из страны выехало чуть ли не четыре тысячи человек: приходили специальные корабли, организовывались специальные рейсы самолетов компании «Эр Франс», колонны грузовиков пересекали границы соседних стран… А преследовалась одна цель: парализовать жизнь страны, доказать всему миру беспомощность африканских лидеров, их неспособность управлять страной.