Листки с электронной стены - [22]
Аргумент 2 сегодня особенно востребован в политической полемике: да, мы врем — но и все врут; да, мы подлые — но и весь мир подлый. Перефразируя старую остроту, «плагиатор считал, что пишет на уровне мировых стандартов». На самом деле героические мифы, конечно, создавались и создаются в разных странах; но в некоторых не самых отсталых странах эти мифы еще и разоблачаются. Один из коллег уместно напомнил мне фильм Клинта Иствуда «Флаги наших отцов» — печальную историю «назначенных» героев с прославленного, но фальсифицированного, постановочного военного снимка; сила фильма именно в критическом отталкивании от мифа, хотя этот миф все-таки опирался на реально одержанную, а не вымышленную победу. Идеальным типом тех фальсификаций, о которых идет речь у нас, был другой пропагандистский образ — геройский «товарищ Огилви», полностью выдуманный сотрудником Министерства правды в романе Оруэлла и, подобно «28 панфиловцам», удостоверенный самим Большим Братом. Пример Иствуда или Оруэлла показывает, как культура — история, литература, кино — работает не только на мифологизацию, но и на демифологизацию. Если быть как все, то надо ведь подражать и этому тоже, не так ли?
Аргумент 1 вроде бы затрагивает самую глубинную суть дела. Допустим, для исторической памяти нужны «собирательные образы», и неважно, стоит ли за ними конкретная реальность. Будем чтить мифы как условные знаки — в конце концов какая-то идея ими всегда обозначается («народный героизм», «ВОВ»). Тут, однако, открывается огромная серая зона исторической памяти, масса логически неразрешимых вопросов. Какие именно мифы следует чтить? даже если брать безусловно патриотические — скажем, разве Добрыня Никитич и Илья Муромец для нас столь же священные фигуры, как 28 панфиловцев? Их князю Красному Солнышку собираются ставить памятник — а почему не им тоже? может, вводить градацию мифов по степени святости — святость первого, второго разряда?.. Или другая проблема: вот есть конкретные герои, с именами и фамилиями, но что именно они сделали — лучше не выяснять, потому что обнаружится, что все было не так. То есть историческая память говорит одними именами без глаголов, подлежащие есть, а сказуемые замалчиваются, зажевываются, — и как же такую речь выборматывать? Или еще: миф о панфиловцах мы помним, а историю этого мифа — то, как другие люди конструировали и аранжировали их подвиг, — забываем; но разве и то и другое не есть предмет для памяти? Если бы открыто признать мифы мифами, чистым продуктом художественного вымысла, то с ними не было бы никакой проблемы, но на самом деле это мутное смешение вымысла с реальностью, а фильтровать эту муть, отделять правду от выдумки почему-то объявляют вредным. Мы охотно (хоть и чуть-чуть понарошку) чтим древние предания; но тут перед нами исторический новодел, на наших глазах фабрикуемый ловкими руками фальсификаторов, — как же принимать всерьез такие подделки (ср. аргумент 4)?
В споре о героях-панфиловцах историческому, критическому сознанию противостоит магический культ. Это именно магия, а даже не религия, потому что проработку духовного опыта (например, в христианском смысле) она подменяет поклонением идолам, отдельным священным предметам и легендам — не смущаясь даже их перепроизводством и инфляцией. Как говорил один литературный герой, щепок от креста господня, выставленных в церквах по всему свету, хватило бы не на крест, а на целый забор; но что до того идолопоклоннику, припадающему вот к этой конкретной святыне? Другое дело, что история все-таки существует, и не только в сознании, но и в реальности: то есть времена действительно меняются, а мифы, которые не желают признавать себя вымыслом, все более обесцениваются. В какой-то момент (как было у нас четверть века назад) изолгавшееся и изверившееся общество просто распадается — и тогда идолопоклонники начинают ныть, возмущаться и кивать на злые силы, «развалившие великую страну». Да никто ее не разваливал, кроме вас самих: потому что не желали знать правду, соглашались жить в мутной лжи. А во лжи никакая страна долго не устоит, даже великая.
Хорошо было бы сдать легенды о войне в архив. Не то чтобы совсем забыть — организованное забвение вообще сложнейшая проблема современного общества, о чем, кстати, свидетельствует только что принятый (мягко говоря, несовершенный) российский закон на эту тему, — но дезактивировать их, отключить от сети идеологического напряжения, вывести из обращения, словно устаревшие, да часто еще и фальшивые монеты: пусть себе лежат безвредно под стеклом, и пусть ими любуются нумизматы.
К сожалению, это все легко сказать и пожелать — а как конкретно, какими действиями осуществить? Вот элементарный пример: недалеко от моего дома находится улица Героев Панфиловцев. Что с ней делать? Панфиловцы действительно существовали, среди них и правда были герои, и если переименовывать улицу, то вроде бы получится неуважение к их памяти. Но ясно же, что улицу назвали еще и в честь того конкретного — мы теперь знаем, вымышленного — подвига: как же изъять из символики названия этот злокачественный элемент, как хирургически вырезать его, не тронув остального?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга представляет собой учебное пособие высшего уровня, предназначенное магистрантам и аспирантам – людям, которые уже имеют базовые знания в теории литературы; автор ставит себе задачу не излагать им бесспорные истины, а показывать сложность науки о литературе и нерешенность многих ее проблем. Изложение носит не догматический, а критический характер: последовательно обозреваются основные проблемы теории литературы и демонстрируются различные подходы к ним, выработанные наукой XX столетия; эти подходы аналитически сопоставляются между собой, но выводы о применимости каждого из них предлагается делать читателю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.