Лишние дни - [60]

— Большая перемена, не протолкнуться. Через толпу рулит Панк. Все расступаются: пьяный, шатается, к тому же панк. Подходит к памятнику. Расстёгивает ремень, штаны спускает, снимает трусы — грязные, семейные, в горошек — и садится…

Тоха делает эффектную паузу, взглядом щупая мимо проплывающие очень аппетитные буфера — дрожание студня в такт шагам: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх… Завораживающее зрелище: отсутствие бюстгальтера и торчащие сквозь футболочку соски — как только ткань не прокололась? Загадка природы. Но симпатичная. И задница спортивная.

— Ну и? — не выдерживаю.

Тоха моргает, слезой смывая потаённые порнографические образы:

— Вот ходят же! Как ходят?! А?! А потом… Я же её изнасилую, и мне ничего не будет — так ходят!

Я с ним, конечно, согласен, но…

— Тоха не тяни кота за уши, чего дальше было?

— Чего? Да ничего, сел и посрал. Знатную кучу навалял, не зря мы его кормили.

— А-а-а?..

— Как остальные отнеслись? Да никак. Все сделали вид, шо не заметили: кто в сторону отвернулся, кто сразу про дела вспомнил, девочки, как по команде, в сумочки за сигаретами полезли и задымили. Мороз полнейший.

— А-а-а?

— А Панк посрал, конспектик по схемотехнике достал — подтёрся…

Тоха должен был закончить Политех с красным дипломом. А ещё он собирался жениться на Ксюхе. Не успел. Все мы не успели.

* * *

Молодой Володя Ульянов тычет распальцовкой в ректорский корпус. Как всегда, впрочем. Что и говорить — Вечный Панк.

ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ

Началось всё… Ирак? Югославия? Афганистан?

Раньше? — Корея? Вьетнам?

Позже? — Польша? — которая хоть и была партнёром по НАТО, но… Традиции 1-го сентября надо блюсти неукоснительно! Так сказал ИХ президент. А ещё он сказал, что польская порноиндустрия подрывает моральный дух подрастающего поколения американцев.

«Flaming Dart-2» — так называлось избиение Польши — в честь операции от 7 февраля 1965 года, операции по уничтожению военных и промышленных центров на территории Северного Вьетнама.

Во Вьетнаме мы потеряли 3495 самолётов, но если надо, мы готовы заплатить и большую цену, лишь бы спасти наших детей от польской порноиндустрии. Так сказал ИХ президент.

По-моему, он редкостный маньяк: он даже у нас не прошёл бы медкомиссию в военкомате — психиатры забраковал бы. Вот так, на ровном месте затеять Третью Мировую…

А потом что, наблюдать из бомбоубежища стеклянные воронки?

Я считаю, это непрактично.

* * *

Практические занятия по политологии в моей группе ведёт некто Абдуллаев Александр Валерьевич, лет около тридцати, внезапно мягкий характер.

Перемена между полупарами.

Абдуллаев сидит в аудитории — значит, по жизни не курит, здоровье бережёт, жирок нагуливает — на случай голода и для солидности. К нему подходит Юлька Мятая (прикольная фамилия, да?) — маленькая девчушечка, рыжая, зеленоглазая и очень сексапильная.

— Александр Валерьевич, а можно я — это?… — и, приподняв брови, кивает в сторону двери.

— Что — это? — не понимает Абдуллаев.

Я тоже не понимаю.

— Ну, это…можно я Вам масленицу сделаю… — щебечет и подмигивает Юлька.

В аудитории повисает тишина. Похоже, всем одновременно пришли в голову пошлые мысли образца «это теперь так называется?». И Абдуллаеву тоже: он перепугано окидывает взором студентов — видели-слышали? — невиноватый я, она сама пришла!

Пауза.

Обстановка накаляется. Ни вздоха — тишина.

— Ну, как в мультике, масленицу? Можно я уйду? Мне по делам надо. — Юлька преданно изучает блестящий бисер на лбу препода; она игриво покачивает округлой грудью и сумкой с конспектами.

— Идите, Мятая, идите, — облегчённо выдыхает Абдуллаев.

Группа приходит в себя, Юлька уходит за дверь. Я вспоминаю мультик, в котором была собака на вышке, масленица и знаменитая хохма про раз-два-три-четыре и раз-два.

Можно я Вам масленицу… Снег, блины и сапоги на вершине намыленного столба, хе-хе. Первокурсницы, учитесь делать масленицу!

* * *

Блин, ноги-то от снега мокрые, да и сам я какой-то весь в мыле — просто я сегодня, случайно…

Сегодня я случайно встретил на улице Игоря-колхозника, предводителя моторизированных аборигенов. Он уже не скрывает зелёный цвет лица и маленькие антеннки, нервно подрагивающие над волосатыми ушами. Говорит: сколько тональным кремом не мажься, а национальность — она в крови. Пацан-то, оказывается, беженец с центаврских рудников исправительного типа. А я тогда, на вылазке всё на «белочку» списал, думал, мне почудилось.

У нас Игорю нравится: пиво, спирт, водка — круто! Инфляция, правда, зато мелочь, карманы не оттягивает. Три войны за два года? — ну, это ж самое настоящее мужское дело. Война есть действенная профилактика геморроя.

Вольно у нас парню дышится, стоит себе, изумрудный и толстый, выхлопами антикварной «жульки» наслаждается, антеннки в ритме «Лунной сонаты» вибрируют.

Я спросил, как он в колхозе очутился. А он: лечу на угнанной тарелке, а тут кто-то чай курит, я, как положено воспитанному пацану, сознание от вони той потерял — очнулся: опаньки, тарелка на счастье, мать её, вдребезги. Сначала, говорит, я жизни пугался очень сильно, вежливым был, интеллигентным даже, а потом пообтёрся и как все стал.

Хороший он парень: пивом угостил. И на водку денег не пожалел — за понимание во всей галактике. И всплакнул даже: жаль, говорит, у нас на рудниках такого клёвого пацана не было, денег можно было заработать столько, что курам на всю жисть клевать хватило бы. Тебе, говорит, там самое место. Я, говорит, сдал бы тебя в поликлинику для опытов; во, веселуха была бы! А я ему: верю, но мне пока и здесь на самогон хватает. И на пиво утром.