Лишние дни - [35]

Н-да… Молчим и представляем. Представляем и содрогаемся.

— Прикольно! — похоже, Амбал восхищён до глубины души.

Киваем — действительно, прикольно.

— А вот ещё, «веснушки» называется, — продолжает проповедь Тоха. — Собираются на квартире, на флэту, и посреди комнаты делают большую кучу. Срут, в смысле. Потом становятся вокруг кучи, а один лопатой с размаху по куче — БА-А-БАХ! На кого больше брызг попадёт, тот и выиграл.

— Прикольно! — это опять Амбал восхищается.

— А может, у тебя дома и поиграем? — предлагает Хрюша. — С брызгами?

Дружно ржём. Амбал громче всех. Но в гости не зовёт.

* * *

Насчёт коктейля. Так я планировал начать. Но, думаю, это не есть правильно, иначе нужно: нейтрально, менее агрессивно, что ли. Например, вот так.

Начну, пожалуй, с истока, с самого начала. Нет, я не буду пугать вас номером роддома и размерами своего первого горшка, но…

Школа моя родимая, намбер сто восемьдесят, каждое лето отсылала учеников для прохождения сельскохозяйственной повинности на необъятных полях родины — в ЛТО «Солнечный». Эх, сколько водки там выпито, сколько бессонных ночей было весело. Но рассказ всё же не об этом.

В ЛТО произошла встреча, имевшая глобальное значение для всего человечества. Не будь этой встречи, не случилось бы того, что произошло. И Амбал не спас бы человечество от Армагеддона. Вот так, ага.

Я был знаком с Хрюшей уже примерно год. Мы сошлись характерами в колхозе прошлым летом: он заебался издеваться над малолетками, к которым его по ошибке поселили, и зашёл стрельнуть сигаретку…

… он внезапно увлёкся прикладной физикой: засовывал два проводка в розетку и прикладывал их к спящему Цуку. Цук просыпался и кричал. И все знали: Кабану не спится…

Мы поселились в одной палате. Вместе с Димычем Воронцовым и Скунсом (Игорем Кожехвостовым).

Я и Димыч, помнится, заинтересовались одной особой симпатичной наружности и повышенной хаерастости. Каштановые волосы струились непокорными горными реками до самой жопы, небо серых глаз вынуждало приземлить взгляд на небольших вершинах с торчащими сквозь футболочку огнедышащими кратерами сосков. Зайка была солидная. Ещё и моя тёзка, к тому же.

Вообще, с выражением «Некрасивых женщин не бывает» я согласен. Есть просто чудища-кошмарища — но это крайность. Мне, например, нравятся зайки. Ещё портят воздух лапочки, сучки и никакие. Вот такая классификация. И вообще, как сказал классик: «Женщина — друг человека». Или то же, но в несколько иной интерпретации: «В любой курице есть что-то от омлета, но яйца в ней всё равно преходящее».

Димыч и я, умные интеллигентные люди, не стали обострять отношения, здраво рассудив, что ни один парик с сиськами не стоит того, чтобы травмировать друг о друга кулаки. Мы скинулись на пальцах, и я пошёл знакомиться.

Роман продолжался целых три дня. После чего я был обвинён в неоправданной самоуверенности и почти вежливо отослан в соответствующем направлении. Но это всё присказка, сказка дальше будет.

Хрюша познакомил меня со своими одноклассницами: Оленькой Овчаловой и Танюшей Соборной — с Кисой и Рыжей. Вот так, по возвращению домой, образовалась юная компания, в которую каждый приводил своих товарищей и подруг. Костика привёл Хрюша. Ещё в пионерлаге «Ромашка» они сошлись на почве пристрастия к фасованному в целлофан клею «момент». Костик привёл Дрона, и даже поначалу думал, что у них неестественная мужская приязнь, но потом выяснилось, что пацаны они всё-таки гетеросексуальные. Тогда же прибились Амбал и Тоха.

Все мы, кроме Дрона, учились в одной школе.

Пока было тепло, мы пили пиво на лавочке возле военкомата, оставляя бутылки перед входом — ведь у армии не хватало средств на закупку новых портянок. Зимние холода мы пережидали водкой между восьмым и девятым этажом в подъезде Ольги — наши надписи на стене «Дай драпу!», «Мы за Сталина!», «Оля — сука» и т. д. до сих пор радуют взгляды соседей. Мы развлекались, как умели: рвали струны гитар, подсыпали Соборной в пиво пурген и мочились в мусоропровод.

Как-то незаметно вспухла гнойным нарывом потребность самовыразиться — появился первый состав широко известной в узких кругах рок-группы «Личный Номер». Лично у меня название вызвало ряд благодушных ассоциаций, типа «Мой номер двести сорок пять, я в телогреечке опять», или, вообще, что-то запредельно оптимистичное «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

Первый состав был таким:

1. Сосненко Андрей (Дрон) — вокал, гитара;

2. Токаренко Виталик (Амбал) — соло-гитара;

3. Бормешков Антон (Тоха) — бас-гитара;

4. Пржевальский Костик (Шаман) — ударные.

Бас, соло, группа. Типа круто. В реале — акустические шестиструнки, изломы трещин да слоистый лак. Барабаны — гордый пионерский тамтамчик, по которому полагалось лупить чем громче, тем солиднее, да не просто лупить, а злостно истязать полуживой пластик парой карандашей САМОЦВЕТ 84, с намотанными на них метёлками из проволоки от электромоторчика. Моторчик Дрон безжалостно выдрал из подаренного ему в детстве лунохода на радиоуправлении.

Извлекать пристойные звуки, понятное дело, никто не умел. Кроме Амбала: он проучился пару лет в музыкальной школе. И даже знал, как называются ноты. Это он открыл Дрону глаза на то, что «до» повторяется целых два раза. Андрюху долго возмущала вопиющая несправедливость — целых два раза! — и он предложил ноту «до» в дальнейшем творчестве игнорировать. Амбал согласился на компромисс: всё-таки использовать, но нечасто. А потом они протрезвели и обо всём забыли.