Лишь только смерть разлучит нас - [6]

Порыв ветра распахнул окно и бросил в комнату пригоршню лепестков отцветающей под окном черёмухи. Неяркий огонёк свечи затрепетал, едва не погаснув.

— Боже, до чего же ты дошла, Россия Николая, ежели женщина должна воевать за право жить в тюрьме! — не выдержав, сердито произнесла княгиня Волконская.

— Самое главное, Маша, чтобы и в этот раз нам не отказали, — попыталась успокоить её Александра.

— Иркутский губернатор не давал мне лошадей, когда я ехала в Нерчинскую каторгу. Угрожал, отговаривал ехать к мужу. Тогда я сказала ему, что Церковь наша почитает брак таинством, и союз брачный ничто не в силах разорвать. Жена должна делить участь своего мужа всегда и в счастии, и в несчастии, никакое обстоятельство не может служить ей поводом к неисполнению священнейшей для неё обязанности. Услышав это, губернатор перестал мне препятствовать, и отпустил с миром, видно понял, что есть над нами власть куда как выше Государевой — не отрываясь от письма, произнесла княгиня Трубецкая.

— Когда мне пришлось оставить на свекровь Катеньку, Лизу и Мишу, сердце моё разрывалось от боли, я понимала, что едва ли когда их ещё увижу. Но остаться в России и жить там, в прежней роскоши, удовольствии, но с убитой душой — не смогла. Я стремилась сюда, чтобы разделить страдания Никиты, и хоть немного облегчить его скорбь, — тихо промолвила Александра.

— Твои тебя поддерживали в твоём стремлении следовать за мужем. А мои родные не отпускали меня. Отец, провожая, крикнул в след: «Прокляну! Если не вернёшься через год». Да мне лучше заживо лечь в могилу, чем лишить мужа утешенья, а потом за это навлечь на себя презренье сына! — воскликнула Мария Николаевна. — Мы добьемся, чтобы наши семьи воссоединились. Пусть в бедности, но мы будем вместе!

Разрешение, жить с мужьями, было получено незадолго до перехода на новое местожительство в Петровский завод, или как его кратко называли — Петровка.

* * *

После прибытия в Сибирь Александра Муравьева хранила как зеницу ока стихи, которые ей передал Пушкин своему другу Пущину при ее отъезде из Москвы. Пущина доставили в Читу из Шлиссельбургской крепости пятого января 1828 года. Узнав об этом, Саша пробралась к деревянной ограде тюрьмы и через какую-то щель передала Ивану Ивановичу согнутый вчетверо лист с крылатыми стихами.

Александра стояла и ждала, пока он прочтет мелко написанные строки. Был лютый холод. Она зябко ежилась, но не уходила. Пущин читал и плакал. Через невероятные пространства и препятствия голос поэта дошел до него и сюда, в Сибирь. Сердечные и великие стихи говорили, что они не забыты, что о них помнят и сочувствуют. Позже, когда стихи Пушкина услышали все друзья Пущина по изгнанию, они высказывали Александре Григорьевне глубочайшую признательность за донесённые до них слова поэта, озарившие светом их мрачное заточение.

* * *

Постоянные волнения за любимых людей подтачивали Сашины силы. Горькие вести приходили с родины. Скончалась мать, отец впал в меланхолию и мистицизм. Тихо и мужественно оплакала она смерть маленького Мишеньки, который угас от скарлатины, вдалеке от нее, в России, несмотря на все старания и самоотверженность свекрови.

В 1828 году у Муравьёвых родилась дочь Софья, которую они боготворили и за здоровье которой, очень опасались. Екатерина Федоровна писала нежные, поддерживающие строки, слова ободрения и благословения для родившейся в тюремной камере маленькой внучки. Девочку все обожали и звали просто Нонушка. Старушка не чаяла увидеть внучку — возраст не позволял надеяться на встречу. Та знала бабушку только по портрету и ласковым рассказам матери, но любила без памяти и тряпичную куклу, которую смастерил для нее Николай Александрович Бестужев, назвала в её честь Катенькой.

Петровский Завод.

По личному указанию царя Николая I в Петровском Заводе для декабристов была выстроена тюрьма. В сентябре 1830 года читинских узников в количестве семидесяти одного человека перевели туда. Вместе с мужьями из Читы, на новое место отправились жены декабристов. В Петровском, условия были намного хуже, чем в Чите. Тюрьма была выстроена на болоте, здание не успело просохнуть и, хотя печь и топили два раза в день, но она не давала тепла. В каземате, из-за отсутствия окон было душно и темно, комнаты не проветривались, искусственный свет необходим был днем и ночью.

Беспокойство за здоровье узников вызвало бурный протест со стороны женщин. Борьбу за проруб окон возглавила Александра. В Петербурге высшее общество, узнав, что узники живут в темных тюрьмах, обвинило правительство в бесчеловечном обращении с заключенными. Протест возымел действие, окна, хотя и маленькие, почти под самым потолком, были прорублены. Узники получили возможность заниматься посильными ремеслами, читать книги, газеты, журналы.

* * *

Надежда на возвращение в Россию с годами таяла. Сибирь становилась вторым домом. Декабристы создали Большую и Малую артель, которые дали возможность заработать небольшие суммы для первого обзаведения на предстоящем поселении. Доктор Вольф Фердинанд Богданович продолжал свою широкую врачебную деятельность, помощницами у него были Александра Григорьевна Муравьева и Мария Николаевна Волконская. В 1830 году у Александры и Николая родилась ещё одна дочь. Они назвали её Оленька. Девочка была слабенькой и, не прожив года, умерла. В письме к свекрови после кончины Ольги, Саша написала: